Вот и надумал к сватам, «пенсионерам местного значения», как шутила иногда его драгоценная супруга Варвара Николаевна. А вчера Иннокентий, сват то есть, предложил «за ягодой сходить». Таёжник он опытный, места хорошо знает:
– Да мы с тобой, Василий, в день пару горбовиков соберём!
– Не привык я по сопкам лазить! – оправдывался тот, но долго сопротивляться не смог.
Вчера долго тряслись на межрайонном «пазике», потом полдня топали пешком. Давно осталась позади Саратовка, последняя на пути деревушка из десяти домов, а сват всё кружил и кружил по ненавистным уже сопкам. Тропинка то поднималась, то опускалась вниз.
Больше всего изматывала жара! И комары. Пустой пока горбовик ёрзал из стороны в сторону за спиной, поэтому начинали постанывать плечи, да в коленках чувствовалось противное покалывание.
– Долго ещё? – спросил у свата, делая равнодушный вид.
– Не, через полчасика на Хитрую поляну выйдем! Переночуем, а с утреца за работу! Держись, сват, хоть и трудно вам, городским, с нами тягаться!
– Куда уж нам! – Василий хотел было обидеться, но решив, что Иннокентий всё-таки прав, только вздохнул.
Через полчаса они вправду вышли на какую-то полянку с густой, начинающей уже желтеть листвой. Хоть и конец августа, но не осень ведь!
Сват заметил его удивление и подмигнул:
– Вот потому и Хитрая поляна! Рано травка желтеет, а почему – никто не знает!
– Вижу! – устало согласился Василий.
Иннокентий на правах опытного ягодника рассказывал как лучше обустроить ночлег, как пользоваться совком для сбора брусники.
– Вот десять лет уже, как породнились, а первый раз в тайгу с тобой вышли, сват! – Иннокентий всерьёз задумался только что пришедшей ему мысли, – Действительно, первый…. Надо же!
– Так всё больше на дачу твою! – поддакнул Василий.
– Ладно, давай почивать! Ты завтра инструкцию мою внимательно выслушай и строго по ней действуй! Может, по стопарику перед сном?
– Да нет, не хочется! Давай спать, Кеш, а то запугал ты меня таёжными буднями!
– Ладно, тогда спим. Встаём рано. Думаю, к вечеру управимся!
Сват подбросил в костёр сучья потолще, заготовленные ещё с вечера, чуть отодвинул набросанный лапник, лёг, покрякивая и, закутавшись в телогрейку (лето летом, а ночи в это время уже холодные), вскоре захрапел, предупредительно положив под голову руку.