– Ах, оно летит и пылает, не уверенное в себе!
– Пусть страдает оно, ибо в страданье – богатство.
«Se mi doglio talor ch’in van io tento…»
Поэт с удивлением описывает чудеса, которые совершает его донна с помощью красоты, благодаря которой все страдания превращаются в наслаждения, как и остальные страсти – в их противоположности.
Когда порой я страдаю из-за того, что напрасно стараюсь вознести к звездам прекрасное желание, я думаю: «Мадонне нравятся мои страдания, поэтому я счастлив каждой своей печалью». И когда я страшусь преждевременной смерти, я говорю себе: «Такой конец, коли того она хочет, не столь безотраден».
И потому я стремлюсь к тому же, чего желает она, и призываю мою судьбу, задержавшуюся и слишком медлительную. Но боль не возрастает, и происходит прямо противоположное – усугубляя любовную рану, она исцеляет душу сладостной мукой.
Чудеснее волшебства это чудо – боль и страх превращать в надежду и радость, и даровать здоровье, когда боль сильнее всего.
«Bella è la donna mia se del bel crine…»
Поэт восхваляет красоту своей донны и особенно красоту ее уст.
Прекрасна моя донна, когда я любуюсь, как на ветру развевается прекрасное злато ее волос; прекрасна, когда она водит вокруг прелестным взглядом или делает так, что распускаются розы среди снега и измороси; и прекрасна, когда отдыхает, и когда склоняется над чем-нибудь, и когда гордость ожесточает ее против моих желаний; и прекрасно ее негодование, и те страдания, что делают меня достойным славной гибели; но красота ее нежных уст, этих прелестных рубиновых врат, которые она так нежно приоткрывает и закрывает, красота божественная, превосходит любую другую: о, милые врата тюрьмы души моей, из которых часто выходят посланцы Амора, неся мне и нежный мир, и нежную войну!
«Tra ’l bianco viso e ’l molle e casto petto…»
Поэт восхваляет шею своей донны.
Между белым ликом и мягкой и целомудренной грудью я вижу дышащий снег, теплый и белый, прелестный и нежный, на котором покоится мой взгляд, удерживаемый наслаждением; и даже если он перемещается на другое место, туда, где он долго вдыхает и пьет любовь, где, наконец, ему обещана милая награда, и где рождаются ее прелести и мое наслаждение, он жадно возвращается обратно, чтобы вновь любоваться, как ее родная белизна украшена странствующей белизною.