– Так ты, оказывается, певица или типа того?
Роуз подняла голову. По глазам Сэлли Энн она пыталась понять, в чём подвох. Часть её – очень большая часть – молила о том, чтобы это было началом чего-то особенного. Она знала, что думать так опасно, но сейчас сердце возобладало над разумом. Слова давались ей с трудом. Они, как всегда, неловко вырывались из губ и устремлялись прямиком в пол, подобно сквозняку, дующему через плотно закрытые ставни.
– Ну… Я… Да… Вроде…
– Ты же в курсе, что у нас группа? Мы как раз ищем певицу. Хочешь попробовать?
Уже год как Роуз видела листовки их музыкальной группы, расклеенные по всей школе, слышала звуки с другого конца дороги. То был чудесный шум. Вопрос повис в воздухе. Роуз стало дурно. Если бы не стена, она упала бы навзничь.
– Я… Я?
Она поняла, что покраснела, и начала размеренно дышать, пытаясь прийти в себя.
Роуз не нравилось, когда на неё смотрели. Всякий раз, когда это происходило и она очень смущалась – что случалось достаточно часто, если на неё обращали внимание, – её лицо становилось пунцовым. Поэтому она старалась не выделяться, никогда не выступать и не поднимать руку в классе, иначе она становилась похожей на банку кетчупа. Кто-нибудь обязательно да подмечал это, что заставляло Роуз краснеть ещё сильнее. Она помнила тот день, когда ещё в третьем классе Сэлли Энн дала ей прозвище Розанчик – как раз из-за переменчивого цвета её лица. Тогда это ощущалось как проклятие, которое никогда не спадёт. Это воспоминание жалило до сих пор, но она всегда думала, что, если они с Энн станут подругами, это прозвище может стать чем-то хорошим.
Сэлли Энн кивнула.
– Слушай, я не утверждаю, что мы станем лучшими подружками или типа того, но если ты чертовски хорошо поёшь, то, возможно, сможешь тусить с нами. Будет круто.
Энн окинула Роуз взглядом с ног до головы, её лицо сморщилось от отвращения.
– Но, если это и произойдёт, нам придётся поработать над твоим стилем, а твои волосы познакомить с расчёской.
Роуз убрала непослушные пряди с лица, поставила одну стопу на другую, пытаясь спрятать стоптанные кроссовки, поправила рубашку, которая была ей мала. Эти вещи уже стали причиной множества насмешек в её жизни – для неё это было так же естественно, как рассветы или закаты, только без единого лучика солнца. Может, этому придёт конец?