– Это сами знаете кто. Я сейчас сами знаете какой. Оставьте сообщение после сами знаете чего.
– Бросай валять дурака, Баженов!
– Кто это?
– Валентин Белоногов.
Я не сразу сообразил, кто такой Белоногов… Я встречался с ним дважды, и оба раза – в отделе внутренних дел по Пресненскому району, что на улице Литвина-Седого, это центр Москвы. В тот день убили моего информатора, а я стал участником перестрелки в Столярном переулке. Тогда этот толковый опер допрашивал меня, а Виталий Аннинский с безучастным, казалось бы, видом стоял в сторонке.
– Помню такого, – прохрипел я словно простуженным горлом. – Что случилось?
– С тобой хочет поговорить один человек.
– Только один? И ради этого… – Это был просто треп, за которым я спрятал напряжение: кто бы это мог быть? Я мог представить любого человека, тянущегося к трубке, чтобы поговорить со мной. Но вот голос Анны Аннинской отрезвил меня:
– Привет, Паша. Приезжай. Я убила мужа.
И все – в трубке послышались гудки.
Я уснул в одежде, поэтому не пришлось тратить время на сборы. Лишь проверил, на месте ли документы. В киоске «1440» (количество минут в сутках) за углом я купил жевательную резинку и распаковал ее, называя таксисту адрес: Ленинская слобода, 4. Ночные дороги были пусты, и уже через четверть часа я оказался на месте. Во дворе дома было оживленно, как днем. Четыре или пять полицейских машин, две из них с включенными световыми сигналами. Столько же машин без спецсигналов, но с включенными габаритами. Вокруг шестиэтажного дома (включая полуподвальный этаж) бордюры были выкрашены в желтый и зеленый цвета и здорово походили на поребрики гоночной трассы. Дорогу к подъезду мне преградил полицейский из патрульно-постовой службы, стоящий в оцеплении, однако полный человек в роговых очках и кожаной куртке нараспашку окликнул его и попросил пропустить меня. Это был Белоногов, я поздоровался с ним. Он тут же отгородился от меня свободной рукой:
– От тебя несет, как от бадьи с брагой. – И пресек мою попытку задать ему вопрос. – Ни о чем меня не спрашивай, я сам пока ничего не знаю. Знаю только, что сотрудника моего отдела нашли с огнестрельной раной в голове и что его жена уже дала признательные показания. Слушай, ну и видок у тебя! – вернулся он к моему похмельному состоянию.
Я соответствовал виду человека, который полчаса назад узнал о смерти лучшего друга. Нет, лучше сказать – единственного.