Бугры, пирамиды и холмики, кучки
как яма, сарай отработанных нужд.
Тут рыщут еду полулюди и сучки.
И каждый из них мегаполису чужд…
Танюшечка
Твой бархатный вид так приятен, чудесен,
как будто омыт в пресвященной воде,
а губы, мне кажется, знают все песни,
по цвету похожи на цвет каркаде.
Кудрявые локоны так шелковисты,
что кажутся пряжей из божьих клубков.
Твой голос слегка украинский и чистый.
Пьянящ и ритмичен твой ход каблуков.
Телесно манящая с гордою честью,
со щедрой и благостной, верной душой,
с перстами, дающими всем безвозмездно,
с легонькой и редко-святой сединой,
с превкусной улыбкой, какую вкушал я,
с устами, какие я боготворил.
Ты так интересна, как листья журнала.
Я лучше тебя никого не любил!!
Татьяне Ромашкиной
Напарники
Кометы – угли от господней сигары
в витающей дымке и мраке ночном,
а звёздочки – пепел, пылинки нагара
на чёрном ковре, что за лунным окном.
Мне курится вместе с небесным владыкой,
который не спит или в пьяном бреду.
В тиши посыпаю древесные стыки
средь запахов кухни, где чай на меду.
Себя возомнил я орудием Бога,
какой исправляет огрехи Земли
пером и чернильным, разбавленным соком,
количество строк приближая к семи.
Себя ощущаю святым делегатом,
какой обучает наземную рать,
и долг исполняю вассалом, легатом,
в стремлении высшим наместником стать.
Во тьме преисполнен умом и величьем.
Среди обезлюдевших мест я парю.
Приняв полустарые формы, обличья,
я с ним наравне преспокойно творю…
Черноволоска
Спусти же на волю густое теченье
и с дамбы сверши назревающий сброс,
создай водопад волевым распущеньем,
раскутав резинку и сжатье волос!
Пусть сходит он гладко и ровно с вершины
сухою лавиной и лавой весны,
по розовым склонам стекает к низинам
и красит изгибы теплом пелены.
Пусть к тёмным буграм, плодовитым развилкам
спускаются тонкие ниточки влас!
Пусть к длинным полям и сияющим шпилькам
все струнки ручьёв устремляются враз!
Прелестное действо твори всеучастно,
любуясь собой и смотря в зеркала,
пред чудо-поэтом красуйся так властно,
кавказская девушка, диво, скала!
Ночная аскеза
Среди тишины зарождается ум,
всплывают стихи спело, ясно, без пауз,
картины былого, незнатости дум.
В ночи я, как Бог, успокоивший хаос.
Во тьме упорядочил муть и бардак,
частицы слепил и унял беспорядок,
изъял все печали, наслои и шлак,
отмёл все остринки, песчинки от пяток.
И в полном покое, аскезе простой,