печаль вымываю зелёным абсентом,
пытаюсь отплюнуть все горечи чувств,
исторгнуть комки от обид и моментов.
И глядя стеклянно в зеркальный портрет,
уже замечаю я хмель и старенье,
что мимо минула вся молодость лет,
и понял, потери – моё избавленье.
И вот я свободен! Нет ссор, дурноты.
К тому же, не тронут заботами, бытом.
Но сердце томится среди духоты,
считая себя в бар и похоть зарытым.
Средь лиц я ищу хоть намёк на любовь,
но все тут гетеры, без ранга богини.
Поэтому вмиг покидаю всю новь,
бегу я по льдинам святой ностальгии.
Я зайцем несусь между трещин, воды
по речке весенней, среди ледохода.
Легко позабыв про всю близость беды,
стремлюсь я на берег, где счастье, погода.
А там, вдалеке, белый призрак стоит…
Навстречу ушасто, улыбчиво машет.
Душа вперёд тела бежит и бежит!!
И вмиг узревает крольчишечку Машу…
Просвириной Маше
Всё летит в женский детородный орган
Змеиные шкуры с чешуйным изгибом
на месте улыбок и женственных губ.
Обабились женщины, девушки мигом,
имея на сотню соперниц злой зуб.
Мужчины обрюзгли, почти ослабели,
теряя свой облик солдат и людей,
а многие вовсе давно озверели
и стали похожи на овнов, свиней.
Детишки ошкодились, ленью покрылись,
почти отупели, ещё не познав,
и в тюрьмах голов от планеты закрылись,
с желанием денег, подарков и сна.
Я вижу, что всё направляется бездне,
что люди потоп приближают в борьбе,
что сдвинулось всё с надлежащего места…
Лишь звери в бессменной, природной поре.
Непричаливающий плот
Безмолвие. Штиль. Растворенье в бездельи.
Слиянье с беззвучьем, сухой тишиной.
Проход в непролазные думы, как в дебри.
Вплывание в памятный берег волной.
Кроватный настил в темноте приглушённой
качается, будто бамбуковый плот.
Я, выпитым кофе, тоской опоённый,
гляжу в полузвёздный, большой небосвод.
Какие-то запахи лезут и манят,
а я колыхаюсь без вёсел во тьме.
Раздумья ласкают, тревожат иль ранят.
А кто-то лежит тоже схоже на дне…
По коже блуждают поветрия, ветры,
мои волоски поддевая в ночи.
Огромная темь посреди километров
лежит антрацитно средь гор и пучин.
Луна, попривыкнув к огням и пространству,
меня отыскала средь лодок, плотов,
и смотрит упорно с таким постоянством,
что стыдно лежать нагишом меж щитов.
Но вновь безразличье, покой посещают
и шорят от взглядов туземцев и звёзд.
Пусть духи, природа и тёмность прощают,
как сына Адама в свободности поз!