Несколько человек разрезали ночную тишину ревом моторов, попутно выполняя фантастические трюки, от которых действительно замирало сердце. Когда же мы собрались уходить, я позвал Сашку, который все еще стоял, облокотившись на перила, и вглядывался в огни остывающего мегаполиса.
– Что? Увидел что-нибудь? – весело поинтересовался я, когда Сашка снова оказался с нами.
В ответ он улыбнулся, но через секунду его улыбка опять пропала, и он задумался о своем.
– Почему сюда не поступили? – спросил я у наших спутниц, когда мы проходили через университетскую площадь.
– В МГУ? – Алена засмеялась.
– Вон здание, какое красивое. Лучший университет страны! Как – никак! – я поднял голову на золотой шпиль со звездой, который возвышался над нами на расстоянии двести сорока метров.
– У нас столько денег нет – фыркнула Ксюша и, прибавив шаг, оставила нас позади.
– И столько мозгов – пошутила Алена.
Миновав все корпусы Московского Государственного Университета, мы свернули на проспект Ломоносова. Ксюша шла впереди всех, а Сашка позади всех, так что всю оставшуюся дорогу до дома, где жили девчонки, я был наедине с Аленой. За это время мы прекрасно поболтали и даже не заметили, как добрались до места. Угловой дом из коричневого кирпича на перекрестке проспектов Ломоносова и Вернадского. Пятый этаж семиэтажного дома. Именно тут и жили самарские красавицы. Возле подъезда мы стали прощаться. Мы обменялись номерами телефонов, и Алена даже поцеловала меня в щечку.
– До свидания – сухо произнесла Ксения, и они вместе вошли в подъезд.
Мы с Сашкой развернулись и отправились обратно в сторону метро, где около входа на станцию «Университет» обратили внимание на индейца, играющего на флейте возле дверей. Играл он конечно мастерски, да и людей вокруг него было полно, да и костюм был красивый, вот только сам он чем-то смахивал на молдаванина. Москва, никому нельзя верить, даже собственным глазам. Мы улыбчиво переглянулись с молдаванским индейцем и спустились по эскалатору, где я рассказал Сашке, что мне очень понравилась Алена, на что он только написал: «Я рад за тебя». По его глазам можно было понять, что его что-то гложет внутри, и я даже знал что, а точнее кто.
– Знаешь, Вика не приезжала уже неделю. Она больше не появится, тебе следует забыть ее – сказал я, когда мы сели в вагон.