Горизонты дорог - страница 5

Шрифт
Интервал
Привычно копошилась ржа,
Раскрашивая цветом осени вагоны,
Сидения, ступени, фонари.
И кто-то в чёрном восседал на пыльном троне
Внутри.
И кто-то в белом приходил на праздник
Чужой не-жизни, принося букет
Подсолнухов. И время, беззастенчивый проказник,
Шманало по карманам на предмет
Наличия билета за проезд
На берег тот, где, хоть ты тресни,
Даже попав на верный след,
Не верь, не бойся – не воскреснешь.
И только рокот ветра вторил в баритон
Нехитрую мелодию покоя.
Прохладный джаз прилива в чуткий сон
Впускал дыхание северного моря.

[открытка с тенью]

Здесь не было ни неба, ни светил.
Вечерний мой костёр давно остыл.
Уснули все, кто грелся у него,
И не осталось больше ничего.
И чтобы не терпеть природы пустоты,
Я миру придавал свои черты.
И за неимением вовне холста,
Холстом служила пустота.
Сначала рисовал я миру свет,
Волну, частицы, фон, движения планет.
Но свет явил вслед за собою тьму,
Тень стала крышей дому моему.
И слушая течение воды,
Тьма также повторила все мои черты.
Нас стало двое воле вопреки.
Друг против друга – берега реки.
Так воды прочь несла река.
И моя поступь по земле была легка.
Нас было только двое: я и тень.
Единым целым вышли в первый день.

[базальтовая флейта соло]

Человек с большими ладонями собирает ласточкины гнезда,
сеет ветер, пожинает бурю;
в ботве головы хранит стесненную несвободу,
в груди – крылья, креп, крик, другую
картину реальности, писаную масляной краской и углем…
тело начинается, как географическая карта будней
со множеством неизвестных, со вкусом прогорклого кофе,
с бесцветным пятном ландшафта, застывшими в полете
инопланетными чайником, чашкой, блюдцем.
Сюда не ступала нога ни-живого-ни-мертвого и вернуться
в пустующее нутро может, разве что, придуманный кроткий бог
всех насмерть замерзших детей и заплутавших сов,
спешно слепленных из дерева и базальта…
Кит проглатывает, наконец, свою Андромеду и ныряет в дельту
Миссисипи, негритенок играет блюз ржавой сковородки,
и Лайка летит над рекой песьих душ в дырявой лодке.

[песенка о прощении]

в такой-то год, такого-то числа
в плацкарте забивали мы козла,
а за окном по полустанкам
сновала сонно голытьба.
все чин по чину: стрелки, масти.
в душе обычные кипели страсти,
по полкам мыкалась урла.
и я меж ними снова, здрасьте,
свят и безгрешен, как дитятя ,
скажи-ка, ведь не даром, дядя,
мне эта жизнь отпущена?
Следующая страница