Господа Офицеры - страница 6

Шрифт
Интервал


Уносила в бессмертие беды.
Господа россияне кричали: «Виват!»,
Поднимая бокалы с шампанским,
А немецкий солдат, ничего не поняв,
Улыбался хорошенькой даме.
И пленённый Париж, как проснувшийся зверь,
Потянулся от сладостной спячки.
А французский простор стал милей и добрей,
Как матросу земля после качки.
В ресторане Парижа, в сигарном дыму,
На усталой сцене с комочек
Молодой подпоручик укутал княжну
В «оренбургский пуховый платочек».
И княжна подымала бокалы, смеясь,
За Россию, за русскую маму!
И немецкий солдат, ничего не поняв,
Улыбался красавице даме.
А девятого мая салют и Москва
И парад ветеранов Победы.
По Тверской, как в Париже, гуляет княжна,
Позабыв про войну и про беды.

ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

Распороли небесное тело топоры золотых куполов,
И врезается в Манну небесную сталь железная
красных штыков.
Звон малиновый льётся рекою, растворяясь,
как крик, в тишине,
И рыдает Балтийское море, чайкой белой паря в вышине,
А волна, как котёнок, играет с золотыми орлами погон,
И корёжит серьёзные лица офицеров матросский жаргон.
Гонит ветер осенние листья, и застыла слеза на щеке.
И ночами холодными снятся разводные мосты на Неве,
Петербурга гранитные мысли, белой ночи испуганный крик,
Молодые, худые курсистки, юнкеров озабоченный шик,
Есаула плевок перегарный, лошадиное ржанье и мат,
И покрытая кровью брусчатка, и душа, полетевшая в ад,
Плач и стон боевого линкора,
и приспущен Андреевский флаг,
И кричащие белые птицы. И уходит на запад «Варяг».
Распороли небесное тело топоры золотых куполов,
И врезается в Манну небесную сталь железная
чёрных крестов.
По ночам ещё долго мне снится белый снег, укрывает поля.
Как охота к тебе возвратиться, петербургская осень моя!..

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Тачанки обнажили зубы и молча жертву поджидают,
А пулемётные глаза за степью, щурясь,
наблюдают.
Казак хлебнул из котелка донской холодненькой водицы,
Крестясь, взглянул на облака: «Не дай нам бог
второй Царицын!»
А ветер тучи нагоняет, и степь, как море, песнь поёт.
Он ленту в волчью пасть кидает, а вороной
копытом бьёт.
А офицерский эскадрон в прорыв пошёл на переправу.
Донская тёмная вода, как баба в родах, застонала,
А моложавый есаул сказал, крестясь, в глаза корнету:
«Смотрите, князь, я здесь рождён! Люблю, как
мать, я эту реку!
И этот плёс, и эти камыши, где мы с отцом ловили рыбу.
Всю ночь – весёлые костры, а сейчас мой друг,