Как–то раз от безделья (Татьяна не работала, так как все не подходило для ее творческой натуры) пошла за грибами, чтобы не заблудиться, бродила возле военного аэродрома в том месте, где лежали высокими штабелями бомбы, обвязанные деревянными решетками и стянутые металлическими лентами. Вот возле таких штабелей, только с другой стороны забора, сделанного из колючей проволоки, и заприметил нашу Стюардессу прапорщик Чеберко.
Чеберко заведовал выдачей спирта для самолетов, который заливали как антиобледенитель в крылья. Весь поселок знал, когда будут полеты и когда самолеты вернутся на аэродром. Местные могли даже примерно подсчитать по времени и количеству бортов, сколько спирта останется для слива и сдачи прапорщику Чеберко.
Все учитывалось, но спирт всегда им продавался, а на складе был в наличии и не разбавленный. Как он умудрялся это делать, понять никто не мог.
Этот спирт называли «Масандра», и стоил он по ценнику предприимчивого прапора тридцать рублей за трехлитровую банку. Ушлые покупатели проверяли его на предмет разбавления очень просто: брали чайную ложку, туда клали обломанную спичечную головку и капали в ложку спирт. Потом спирт поджигали. При наличии воды спирт выгорал, а сера на спичечной головке не загоралась, а расплывалась по оставшейся воде или вспыхивала, но очень медленно, как бы нехотя.
Когда Чеберко уволился в запас, секрет раскрыли. Он набирал извлекаемое количество спирта и заменял его водой, наливая ее в резиновые шары от метеорологических зондов. Поэтому спирт был не разбавлен, а его количество в крыльях соответствовало нужному.
И такой вот прапор заприметил нашу Таню.
Сделав грозное лицо, он крикнул Татьяне Анатольевне:
– И что это мы тут ходим, нарушаем?
– Да нет, – ответила та. – Приблудила маленько, не знаю, как выйти.
– Не знаешь, так заходи, – сказал Чеберко. – Я сейчас.
Быстро перекусив несколько рядов колючей проволоки неизвестно откуда вытащенными пассатижами, он сделал проход в заграждении.
Чуток посидели, но говорить было не о чем. Вскоре Татьяна Анатольевна уже стояла, упершись в нижний ряд бомб, а Чеберко пыхтел сзади. Через день–два Чеберко принес несколько пружин от солдатских кроватей, загнул концы перекушенной колючки, повесив на них пружины. КПП лесное было готово.
Таня быстро смекнула, что грибы – это не так уж и плохо, и зачастила в лес к аэродрому. Сезон у нее начинался, как снег сойдет, и с первым снегом заканчивался. Так что ее грибной сезон был самый длинный в округе, и, если докучливые соседки–старухи спрашивали Таню: «Ты куда? Еще лед на озере не растаял»? – отвечала: «Пойду Игорю Евгеньевичу брусники или вороники прошлогодней соберу на компот или наливку». И, переодевшись покрасивей, прищепив шиньон на заколку в форме небольшого лисьего хвоста, в черных резиновых ботиках, два раза в неделю исчезала в лесу, держа курс к аэродрому.