Деревня осталась от нас справа, за холмом. За спиной возвышался черной стеной дремучий лес. Дорога убегала вниз, с холма и шла прямо к берегу, исчезая в облаке желтоватого света – это предстал перед нами Владивостокский порт. От нас до него было несколько километров, и мы почти ничего не могли разобрать простым глазом. В бинокль было все хорошо видно, кроме гаваней, уходящих далеко в открытое море. Видно было составы на железнодорожных путях, огромной протяженности складские зоны, грузовые краны на пирсах, оранжевые огни, портовые здания. Кораблей мы так и не разглядели. Они стояли на рейдах вдали от берега. А дальше, правее, очень далеко от нас, раскинулось у горизонта сияющее облако – город Владивосток, начало и конец всех сибирских дорог.
Потом вдруг мы обратили внимание на знакомый приглушенный свистящий клекот, звук далеко распространялся в неподвижном, сухом, морозном воздухе, и спустя какое-то время из-за стены леса с ревом выскочили три боевых вертолета Патрульного Корпуса и на большой скорости унеслись в сторону порта. Только Кирсанов, докуривавший в это время сигарету, выругался, зло и грязно, сделал длинную, последнюю затяжку, обжигая губы и едва не опалив бороду, швырнул окурок под ноги, носком вдавливая, втирая его в снег. Дима косо взглянул на него, буркнул что-то, стянул перчатку и стал выковыривать бычок из снега.
Кирсанов усмехнулся и, кивнув в сторону танка, бросил:
– Следы от гусениц, небось, тоже затаптывать будешь?
– Может, и буду, – мрачно изрек Дима, выпрямляясь.
– Ну-ну, – примирительно произнес Кирсанов, повернулся снова лицом к порту и вдруг мы все увидели двоих человек, медленно бредущих по склону вверх, прямо к нам. Кто-то ойкнул, кто-то бросился к машине (кажется, это был я), только Дима и Кирсанов застыли, словно разом окаменели, лишь Димина рука по-паучьи шарила сзади под курткой, как будто что-то нащупывая за поясом.
Прошло минуты три и люди, наконец, добрели до нас. Двигались они тяжело и явно были уже порядком вымотаны. Особенно второй, щуплый и невысокий, тот и вовсе, дойдя до нас, рухнул прямо в снег, как подрубленный и, вытянув руки между колен, сидел, низко опустив голову в надвинутом до самого носа меховом капюшоне.
– Кто такие? – Рявкнул Кирсанов. – Мне сказали, будут трое!
Тот, что шел первым, согнулся, уперев руки в колени, и сказал, еле переводя дыхание: