При подготовке монографии большую помощь оказали исследования по более специальным темам, среди которых можно выделить фундаментальную работу официального историографа Александра II С. С. Татищева[38], находящуюся на тонкой грани исторического источника и историографии. В ней описана внутренняя и внешняя политика Александра II, дается оценка характера самодержца, что помогло в изучении восприятия Бисмарком личности российского императора. Причиной изменения направления внешней политики России в начале 1860-х гг. Татищев считал национальную политику Наполеона III. Выбор Пруссии как основного союзника России в дальнейшем он не считал случайным и доказывал это общностью государственных интересов двух стран и теми услугами, которые Пруссия оказала России в годы Крымской и Итальянской войн.
В исследовании политики Бисмарка в польском вопросе основательную работу провел В. Г. Ревуненков. Еще в 1951 г. в своей докторской диссертации[39] он пришел к актуальным и по сей день выводам. Он первым из отечественных историков подробно описал польское восстание в международном контексте европейской политики XIX в. На фоне широкого круга отечественных и зарубежных источников Ревуненков дополнил содержащиеся в своей диссертации выводы и представил их в монографии по польскому восстанию[40]. По его мнению, на дореволюционные исследования о Бисмарке Утина, Слонимского, Сементковского оказали большое влияние идеи А. Дебидура[41], Е. Оливьера[42] и Ф. Шарль-Руа[43] о российском попустительстве росту прусского могущества. Он опровергал мнение немецкого историка Г. Зибеля о действенной помощи России в польском вопросе со стороны Бисмарка[44], выделял непоследовательность и неопределенность политики Бисмарка в польском вопросе, называя некоторые из его планов авантюрными. Ревуненков не соглашался и с тем, что Александр II руководствовался личными симпатиями к Пруссии в выборе внешнеполитического союзника. Не менее спорными представляются некоторые из его выводов о позиции российского императора: «о прусской политике он судил, исходя не из нее самой, а из тех предвзятых представлений, какие он о ней составил. Наивная вера в монархическую солидарность, в общность консервативных интересов, в силу традиций и прочие легитимистические предрассудки застилали ему глаза»