В этих условиях мечты о советизации континента пришлось отложить до лучших времен. Лишившийся зубов волк счел за благо для себя вырядиться на время в овечью шкуру. Требовались внешняя безопасность, нормальный товарообмен, кредиты и техническая помощь, а получить их можно было только от правительственных и деловых кругов Запада. На московской политической бирже акции германского партнера по дестабилизации Европы резко упали в цене. Напротив, начиная с 1928 г. Москва приложила немалые усилия, чтобы сблизиться с Парижем, но по разным причинам они оказались тщетными. В результате, как еще в 1931 г. Литвинов писал Кагановичу, «мы […] сейчас танцуем на германской ноге» [10, с. 212]. Однако появившиеся признаки возрождения германской угрозы сделали Париж и Москву более покладистыми, а советско – французский rapprochement[11] – неизбежным, и осенью 1932 г. был заключен договор о ненападении между двумя странами. Нарком ориентирует советского полпреда в Париже В. С. Довгалевского, что в Москве «взяли твердый курс на сближение с Францией» [58, с. 736]. Этот курс был закреплен вступлением СССР в сентябре 1934 г, в Лигу наций, которая была частью Версальского миропорядка.[12]
Представляется также, что в 1933 г. и Москве, и Берлину просто была нужна пауза, чтобы лучше присмотреться к своему экзотическому партнеру и понять, как с ним строить отношения, Впрочем, и период между апрелем 1933 и августом 1939 гг. нельзя назвать «мертвым сезоном» в советско-германских отношениях. Вполне успешно развивается экономическое сотрудничество. 20 марта 1935 г. Гитлер идет на подписание соглашения «Об общих условиях поставок из Германии в СССР». В развитие его 9 апреля заключается межправительственное соглашение, предусматривавшее, в частности, предоставление германского кредита в размере 200 млн. марок на финансирование торговли с СССР в течение пяти ближайших лет. Немцы предлагали увеличить размер кредита до 500 млн. и даже до 1 млрд марок, но по рекомендации НКИД Кремль отказался от этих предложений из-за угрозы попасть в чрезмерную экономическую зависимость от Германии. Что касается советских инициатив политического характера, в частности, настойчиво выдвигавшейся в 1935–1936 гг. идеи подкрепить Договор о нейтралитете 1926 г. договором о ненападении, то они не находили отклика в Берлине. Гитлер не спешил отвечать взаимностью, потому что, преждевременно встав на путь возрождения антизападного рапалльского альянса, он не добился бы тех многочисленных уступок, на которые Лондон и Париж шли в рамках избранного ими курса на умиротворение Германии.