Сегодня свет потускнел, и Шейла не сразу сообразила, что плафон заляпан густой жидкостью. Шейла сделала шаг и споткнулась, не удержалась на ногах и вляпалась руками в комок какой-то омерзительной дряни, затряслась от отвращения, и тут в спину ей ударил вопль Вайноны.
Шейла обернулась и прочитала в ее глазах все то, на что у нее не хватило внимания и времени.
Кристина долго ждала у ограды.
Смотрела в черную дыру, ведущую во двор.
Сама она ни за что не решилась бы на это безумие.
Но глаза Шейлы горели таким неподдельным восторгом, она рассказывала настолько волшебные и жуткие истории про дом и его обитателей.
Слезы стекали по носу Кристины и капали на подол. Она специально надела самую удобную юбку из тех, что было не жалко.
Откуда-то из глубин дома донесся мужской смех. Ему вторило несколько детских голосов.
– Ну и ладно! – разрыдалась Кристина. – Веселитесь без меня! Дуры!
Лорд Холдсток привстал из своего кресла и задумчиво посмотрел ей вслед.
– Это выше моих сил, – шептали губы основателя города.
– Это выше любых сил, – проскрипел ему на ухо Душекрад, – но мы же вытерпим?
Мириам Дутль сотрясали сухие рыдания. Она умерла сто сорок лет назад и могла только притворяться, что плачет.
Прямо посреди обеда, обгладывая куриную ножку, Берт Райт почувствовал, как незримая рука протянулась из-за горизонта, прошила навылет стены закусочной, схватила его за шиворот и властно потащила наружу. Берт не переживал. Такое с ним уже случалось.
Рука толкнула его к велосипеду, и Берт послушно полез в седло. Он знал маршрут, по которому сейчас поедет. Вниз с холма Трех дубов, до конца аллеи, направо и долго-долго вверх, где наваждение рассеется, и Берт сядет на обочину в привычном недоумении, куда же вела его Судьба?
Небо напоминало парусиновый мешок с редкими прорехами облаков. Солнце расплылось по нему, как расквашенный желток.
Берт нажал на педали и помчал под дребезжание и визг стального коня. Молодость велосипеда осталась в прошлом веке. Дома проносились мимо, скверно нарисованные декорации. Берт старался не напрягаться. В первый раз, когда его взяло за душу, он пару раз пребольно навернулся с велосипеда и сейчас вовсе не хотел повторять этот опыт.
Город казался надломленной булкой хлеба, которую муравьи притащили на муравейник, прогрызли сотни ходов и без устали сновали туда-сюда. Улицы кишели пешеходами. Берт старался изо всех сил, чтобы ни на кого не наехать.