За поручень он схватился правой рукой и испытал неприятные ощущения. Поручень был холодным и немного маслянистым. Его лицо скривилось, а перед внутренним взором нарисовался старый бульдог, состоящий из складок и сующий язык в его раскрытую ладонь. Язык, который на протяжении десятилетий использовался по прямому назначению, гладкий, скользкий, всепроникающий… Отвращение захлестнуло его.
Установленный с противоположной стороны гидроцилиндр помог его и без того сильному рывку, так что в комнату он, можно сказать, ворвался. Его появление сразу привлекло внимание двух мужчин. Нельзя сказать, что они беседовали, нельзя сказать, что они находились в контакте, возможно, они старались не замечать друг друга, по крайней мере один из них не выявлял никаких признаков расположенности к другому. И Йоханайн прекрасно понимал его.
Этот сидел на стуле, плотно придвинутом к столу, и занимался тем, что разминал свои пальцы. Большим и указательным пальцем левой руки он тщательно и неторопливо проминал фаланги правой руки. На звук резко открывшейся двери он только немного повернул голову, так и не прервав своего занятия. Йоханайну подумалось, что до его прихода в комнате царила глубокая тишина, позволявшая слышать влажный хруст суставов.
Зато второй человек немедленно отреагировал на появление Грабиса. Он стоял возле своего стула, и при появлении вновь вошедшего так импульсивно толкнул его, что тот чуть не перевернулся.
– Пан Грабис! Добре! Добре! – Ему даже хватило наглости изобразить поклон, как будто своим визитом Грабис удостаивал его огромной чести. Как будто стоящий не был кукловодом, разыгрывающим весь этот апокалиптический спектакль. – Вот ваше место! – Энергичный человечек указал на свободный стул, располагающийся между его местом и угрюмым господином, который нещадно теребил свои пальцы теперь уже на левой руке. – Нам осталось дождаться всего одного участника, и мы сможем приступить к самой интересной партии в мире!
С этим Грабис спорить не мог. В его мозгу всё ещё крутились мысли-образы про складчатого бульдога, на которые теперь накладывались впечатлении о человеке, собравшем их всех за одним столом. А ведь он тоже напоминал того бульдога, тоже казался скользким и немного аморфным, и никто даже не догадывался, что эта псина болеет бешенством, что её мозг буквально сгорает в вихре противоестественных потребностей, обусловленных садистским складом ума.