«Милена ушла. Я остался со старухой в квартире один на один. Поначалу всё было хорошо, бабка сидела у себя в комнате, я шарился по кухне в поисках того, что ещё можно тут сожрать. И что вы думаете? Ровно в тот момент, когда я добрался до волшебной полки с шоколадными конфетами, из бабкиной комнаты раздаётся дичайший грохот! У меня чуть сердце в пятки не ушло! Я сначала думал, Милена вернулась и застукала, что я лажу, где не просили. Но всё оказалось куда забавнее… До меня начало доходить, что старуха там у себя в келье (как она любила именовать свою комнату) чего-то начудила, и мне надо идти с этим разбираться. И я ведь, зараза такая, пошёл! Захожу я к ней в комнату, а эта ненормальная на полу валяется, с боку на бок еле-еле перекатывается, а подняться не может. Я даже обрадовался, что эта ситуация случилась, когда я был в квартире. Всё-таки, мне совсем не хотелось, чтоб Милена свою спину корячила, пытаясь поднять бабку весом под девяносто кило. И тут-то пошла вся веселуха..! Я к старухе подхожу, руки тяну, чтоб обратно на постель усадить, а она от меня под кровать пытается забраться и рычит… Реально рычит и лает! Я к ней – она скалится. Ну, я терпение стараюсь проявлять, старшая всё-таки, надо уважать… Спрашиваю: «Ты что, собака что ли, чтоб лаять?», а она мне: «Да, я собака. Собака!». Меня на хохот разбирает, а я пытаюсь вида не показать и думаю: «Ну, не укусит же она меня…» Вытащил её кое-как из-под кровати, паузу взял, чтоб дух перевести. Старуха вроде тоже поуспокоилась, начала по сторонам оглядываться. Глюки, от которых в будку надо лезть, у неё вроде прошли, как я думал. Но я так подумал немножечко рановато… Эта шизанутая выдаёт: «Достань платье из сундука и проводи меня к сестре, паршивец!» И вот тут меня пробрало! Милена рассказывала мне про жизнь этой старухи, типа, чтоб оправдать её хреновый характер. Мол, привыкла она всю жизнь жить для себя. Детей у неё не было своих, только по юности ей приходилось за младшими сёстрами глядеть, ибо мать померла от оспы, а отец от синьки… Для меня это оправданием не являлось. Я сделал глубокий вдох, наклонился к старухе и в лицо, с нескрываемой злобой, произнёс: «Все твои сестры давно померли. Не к кому провожать!». Я видел, как её накрыло непонимание, в её глазах такая… Пустота. Бесконечная и наивная. Немного совладав со своей обидой, я выпрямил спину и пробурчал себе под нос: «Непонятно, что ты то до сих пор на этом свете забыла!» И буквально в следующую же секунду, я узнал, что она забыла… Не могу сказать, что на свою беду я это узнал, ведь получил от этого то, что так страстно желал уже несколько лет кряду. Но все же, на тот момент, для зашуганного, ничего не знающего хилячка, это было пугающе.» – Айзек закусил губу, вспоминая события давно минувших лет и с наслаждением продолжил говорить о своём кошмаре – «В состоянии полного отрешения бабка протянула мне руку, чтобы я помог ей подняться. Ну, так я подумал… Но вот она решила по-другому. Как только я коснулся её ладони, меня будто током шибануло. Я резко отдернул руку от боли, все моё тело моментом заныло, я согнулся пополам и сделал пару шагов назад, а когда взглянул на старуху… Трое ужасных непонятных существ окружили её. Они были похожи на вымышленных демонов со старинных фресок, только вот выглядели до жути настоящими. Двое держали бабку за руки, будто чтобы не вырвалась, а третий стоял у неё за спиной и, казалось, готовился откусить седую башку. Переборов чувства боли и оцепенения я буквально в последнюю секунду кинулся отбивать несчастную бабусю от этих ублюдков, но лишь спугнул их. Голову ей не откусили, но вот шею напоследок свернули. Она ничком грохнулась передо мной. Мертвая, а распахнутые от ужаса старческие мутные глаза будто в душу глядели, навевая холод по затылку. Никогда этой хрени не забуду, что испытал, когда опускал ей веки…»