Следующие пять минут он лихорадочно натирал руки, ноги и все тело глиной. Затем влез в истрепанную полевую форму цвета хаки: не без содрогания. Форму он снял с разлагающегося трупа. И до сих пор прекрасно помнил, с каким отвращением выбирал из швов ткани жирных белых личинок.
Направившись в другой конец комнаты, к шкафу, он босой ногой угодил в лужу крови, вытекшей из ран Хирша. Кровь была теплой и липкой. Отпрянув, Кушман не сдержался: с пересохших губ его слетел тоненький писк ужаса. Передернувшись, он вытер ступню о рукав Хирша, после чего открыл шкаф и достал грязные бинты с документами. Взглянул на бумаги, хоть и знал их как свои пять пальцев. Каждое слово на этих страницах впечаталось ему в подкорку.
Кушман предвидел конец Германии, когда другие перебежчики-британцы еще даже не начали прикидывать шансы на проигрыш. Грозным знамением для него стала Сталинградская битва. Конечно, время еще оставалось, но финал был предопределен. Втайне Кушман начал планомерную подготовку к жизни после войны. Держа свои соображения при себе, он продолжал работать на Министерство пропаганды Третьего рейха. Продолжал вливать бессмысленный яд в уши англичанам, а те слушали его, считая эту отраву занятной. Общаясь с другими перебежчиками, Кушман делал вид, что его не тревожат вести о постоянных поражениях немецкой армии. Но все это время он держал ушки на макушке и дожидался удобного случая, чтобы осуществить свой план.
После успешной высадки союзников в Нормандии Кушман понял, что пришло время действовать. Тогда-то он и намекнул начальству, что в решающий момент будет разумнее перевести его поближе к передовой. Мужчины, годные к военной службе, шли на вес золота; у Кушмана была безупречная репутация верного слуги, и намек его был встречен с энтузиазмом. Через несколько дней Кушман получил назначение в отряды охраны СС и прибыл в концлагерь Берген-Бельзен заместителем коменданта. Должность была выбрана не случайно: за кулисами Кушман подергал за нужные ниточки. Бельзен был первой вехой на пути к спасению.
Затем нужно было найти британского солдата, чью личность Кушман мог бы присвоить. На это потребовалось время и огромное терпение. В итоге Кушман выбрал Дэвида Эллиса – у того не было ни родни, ни связей, ни, судя по всему, друзей. Что еще важнее, Эллис был единственным выжившим из батальона, вдребезги разбитого при Дюнкерке.