Подставил чурбачок Кугыжа, тянется, черепушку подвесить. Подвернулся чурбачок под Куыжей. Странно, устойчивый вроде, а подвернулся. Грохнулся Кугыжа на пол. Гулко так грохнулся. Будто колотушка Кугыжа, а пол барабан.
Задумался. Давай пол руками щупать. Чует, крышка в полу. Размел пыль, и вправду. Да не простая крышка, железными полосами окованная. И как увидел её, понял, не показалось, будто чётче стала, объемней. Силой повеяло. И отец за плечом встал. И дед за другим. Сквозняком волосы на затылке взъерошило.
«Молодец, Кугыжка. Дальше давай».
«Неужто Дверь Нутряная? – смекнул Кугыжа. – Недаром отец к порядку меня стремил. Дела и мысли, говорил, Кугыжка, в чистоте и порядке держать надлежит».
Подковырнул крышку, подналег. Тяжела, зараза! Откинул наконец. Ступени склизкие каменные вниз ведут. Темно. И дух тяжёлый.
Валашку со стены снял, не зависелась. Нож и так всегда сбоку на поясе. Какая-никакая травка хитрая в кошеле с другого бока. Чай не за тридевять земель, в погреб спуститься. Светец на жиру запалил, да и пошёл вниз.
Спустился. Пещера. Просторная. Вроде вниз недолго шел, а свод высоко теряется, свет не достаёт. И туман по углам клубится. Вьется, как живой.
– Есть кто? Выходи чтоль! – брякнул не долго думаю Кугыжа.
Не по себе стало, не малец давно, а будто в два раза уменьшился и во двор ночью боязно.
Зашевелилось в тумане. Заерзало. Из тумана вышло. На вид маленькое, беззащитное. Ребёнок будто. Как-то странно, бочком, зигзагами стало приближаться к Кугыже. Глаза прячет, изредка только поглядывает. Жалостливо так.
Тоска откуда-то накатила. Прям за душу взяла, и давай крутить, жилы на веретено накручивать. Напрядет, что ткать затеет? Одежу погребальную?
Всплыло, как боялся маленьким, что отец с мамкой любить его бросят. Так муторно стало, поплыло перед глазами.
Вдруг как что-то в бок ткнуло и в ухо дыхнуло голосом отцовским:
«Кугыжка! Сынка, что ж ты…!!»
И как глаза прояснило. Чудо мелкое уже вплотную. Глаза – как угли злобой горят. Рот в два раза больше растянут, губы чёрные. А во рту зубы железные, как иголки, частоколом.
Бросилось!
Только успел Кугыжа древко валашки подставить!
Клацнули железные зубы. Не справились с дубом заговоренным. Зачерпнул Кугыжа горсть из кошеля, как руку кто направил, развихрень-травы, сыпанул в морду чуду. Славилась эта трава тем, что все не настоящее развеивала. Только суть оставляла.