И тут ему бросился в глаза странный рисунок на стене слева от развлекательного центра. Саморядов перешел через дорогу и приблизился к стене, за которой высилась недостроенная гостиница. На обшарпанной белой стене была стереограмма – рисунок со скрытым изображением. Саморядов попытался рассмотреть, что же скрывается за наслоениями повторяющихся узоров, похожих на зеленоватую чешую… Он увидел сумрачный атриум, ярусы этажей, которые изнутри опоясывали здание, а так же стеклянный свод крыши. Саморядов вздрогнул и растерянно огляделся. Он оказался в зябком полумраке заброшенной гостиницы.
«Надо делать отсюда ноги», – озираясь, подумал Саморядов. Но вместо этого он стал бродить по гостинице и фотографировать граффити в духе оптических иллюзий.
На третьем этаже со стены коридора на Саморядова уставился глаз.
– И ты здесь? – спросил Саморядов.
Глаз подмигнул, как бы отвечая: «А где же мне еще быть».
Ахнув, Саморядов отшатнулся от глаза и уронил смартфон. Чертыхнувшись, Геннадий поднял смартфон. Обошлось и на этот раз.
Саморядов приблизился к глазу. Рисованный глаз уже смотрел в широкое окно, за которым ошивалась луна, как будто бы небрежно и впопыхах нарисованная. Ее свет был таким же, как у энергосберегающей лампочки: мертвенным.
Саморядов отяжелел, у него стали подкашиваться ноги от усталости. Он опустился на корточки, прислонившись спиной к стене. Он сделал глоток из бутылки, поднял ее и с сожалением увидел, что осталось в ней всего ничего. Да и сам он стал почти никакой…
И вот стены затуманились и раздвинулись, словно театральный занавес. Откуда не возьмись, нарисовались те две из «Барсука». Светло-русая длинноволосая Полина сжимала в руке большой канцелярский нож. В руке коротко стриженой Леры были косметические ножницы с заостренными концами. Девушки раздели Саморядова по пояс и стали покрывать его живот, грудь, шею, руки и даже лицо такими же странными рисунками, какие привели Саморядова в эту чертову гостиницу. Полина, скрестив руки на груди, критически оглядела разрисованного Саморядова, разочарованно покачала головой и сказала подруге:
– Нет. Это не то.
– Да. Это не Гюстав Климт, – сказала Лера и тряхнула шапочкой коротких волос. Девушка подняла с пола ржавую стамеску и вонзила ее в шею Саморядова. Он захрипел, забулькал, замахал руками и повалился на бок, ударившись виском обо что-то холодное и твердое.