К этому моменту, как мне казалось, я уже исколесил в командировках всю страну, но покидал дом на новое место жительства – и кто знает, не навсегда ли? – впервые. Моя мудрая мама, внутренне обливаясь слезами, поддержала моё решение, поскольку уже знала наверное, что в Москве я никогда не женюсь.
Как назло, в Москве тогда была оттепель, и я, нагруженный сумками и чемоданами, утепленный для суровых условий Заполярья, испытывал немалые затруднения. Добравшись до Домодедова на такси, обливаясь потом, погрузился в Ил-18, следующий по маршруту Москва—Игарка—Тикси—Чокурдах. Взревели турбовинтовые моторы, самолет, разбежавшись, задрал нос, и Москва скрылась под многослойным облачным одеялом, – даже помахать не пришлось.
Пять часов ночного полёта мало чем отличаются от поездки в электричке. Сон и пробуждение, чередуясь, сокращали время раздумий на тему «что-то меня ждёт?». Зона облачности под крылом миновала, но картина радости не прибавила, потому что за всё время пути – ни огонька, ни светящихся паучков деревень, дающих отраду стае пролетающих над своей страной человеков. На высоте, где живёт только чёрное небо и холодные звёзды.
Наконец тон гудения винтов изменился, в ушах зашевелились убегающие из мозга сны, и стюардесса буднично объявила, что по погодным условиям посадка в Игарке невозможна и самолёт приземлится в Норильске, где пассажиры смогут обрести временный ночной приют. Из того же объявления узнали, что температура в аэропорту Норильска минус пятьдесят, – это вызвало улыбки и шутки старожилов, припомнивших сообщение стюардессы, что в небе за бортом было несколько теплее, аж на пять градусов.
Благо о вещах обещали позаботиться, поэтому, морально приготовившись к замерзанию, максимально закутываюсь и сбегаю по трапу. Автобуса, конечно, нет, и сонные пассажиры нестройной толпой потянулись к сияющим электричеством дверям, до которых метров сто пятьдесят. В воздухе стояло морозное марево при абсолютном штиле, что, как выяснилось, было редкостью для Норильска, где плоская тундра даёт волю ветрам.
С удивлением замечаю, что не холодно. Это обманчивое чувство возникает на Севере всегда, когда покидаешь тёплое помещение в лютый мороз. Просто характер супермороза в случае безветрия таков, что он не стремится отморозить тебе нос или пальцы – ему это не интересно, – а ухватывает весь организм целиком и как удав начинает беспощадно сжимать до костного хруста. Поэтому, ступив с трапа на замороженное поле Норильска с достоинством прибывшего в провинцию москвича, я уже через десяток шагов старался рысью обогнать аборигенов, двигавшихся недостаточно проворно.