Она истаптывала кроссовки в месяц, предпочитая ходить и бегать чинной езде. И бесчинствующей тоже, хотя казалось бы, при её то характере. Сколько понторезов притормаживало на своих монстрах рядом, и умывалось. Сколькие обещали их ей подарить, зря. Пару раз её спасали лишь навыки боевого самбо, но принципов такие передряги не низвергли. Впрочем, и времена уже стали не те. Настоящих блудных и диких осталось в Москве немного, а за Москву Айду всегда кто-то сопровождал.
Айда не знала страха. Несколько изящных шрамов на видных местах демонстрировали это. Были ли они на скрытых, наверное наверняка. Зная на опыте эту свою неуёмность в рисках, Айка сдерживала себя за счёт потрёпанных экстремов. Например, вместо гоночных болидов гоняла на раздолбанных «жигулях», но не по трекам, а по пересечённой местности. Так ведь безопаснее, правда? И наоборот, если садилась на велосипед, то трековый. Прыжки с парашютом не считаются, ибо на крыле чего бы и не летать, не то, что на дельтаплане. Хотела было сесть за штурвал самолёта. Ведь вертолёты опаснее.
Азия училась мечтать. Чиканутой умнице до диплома это было лишним. А после открылись чакры, и окружающее стало тесным. Только без сентиментов про суженого, деток, домик у моря и всякое такое, фу! Разве не интересно помечтать о будущем, о ещё не открытом, инновационном, уникальном и удивительном. Там, за горизонтами. Она возненавидела антиутопии. Это модное засилье кошмаров отвадило её от кино и книг ещё в универе. Там было много антимечтателей, вещавших катаклизмы, катарсис (покаятельный всечеловеческий экстаз) и апокалипсис, но у неё даже искусственный интеллект и роботы не вызывали опасений. Из любимых, и чуть ли не последних из читанных ею взапой уже после выпуска, стали «Люди как Боги» Уэллса и Снегова. В них была красота утопий. Там было место месту, которого нет. Уместное времени и взглядам своих времен. Ей тоже хотелось написать свою картину лучшего из миров. Без розовых слюней, без наивных пастелей. Однако, мечтам мешала обещанная сингулярность. Представить, что лет через 30-ть всему привычному придёт каюк, а необычное зафонтанирует повсеместно, и с жуткой частотой, было сложно. Хотя утешало то, что к тем временам она станет уже старухой, и всё происходящее будет безразличным. Хотя…, обещают же, что жить придётся до 120-ти, а это даже не половина до сингулярности. И как тогда жить? Старухой ещё лет 70-т? Она пыталась записаться переселенкой на Марс, но друзья, покрутив у висков, денег на такую авантюру не наскребли, и отказали. При этом пояснив, что в одну сторону не отпустят, а вместе с ней не полетят, и пусть Маск летит туда сам. Она, впрочем, суицидальным синдромом не страдала, и сдалась с радостью, переключившись на способы преодоления старения. Мечтание Ая пыталась превратить в проектные упражнения, изобретая методы, и быстро свела их лоскутки к утопизму. Русские космисты ей в этом сильно помогли.