– Обижал я покойницу, каюсь… Раза два бил, дурак этакий! А когда погибла она, для меня свет будто померк. Понял я, какая душа, чистая да добрая, со мной рядом была, да терпела меня… И, понимаешь, как в жизни-то бывает: про огород, да про курей и коров все разговоры у нас были, а самого главного я так ей и не сказал…
Рассказ свой дядя Коля прерывал тяжелыми затяжными вздохами. – А знаешь, в день, когда ей погибнуть, я утром провожать её вышел. Она по двору всё бегает, то корову выгнать, то поросятам дать… Я смотрю на неё, и сердце вдруг как защемит… – При этих словах слёзы брызгали из глаз этого сурового, напоминающего средневекового викинга, грозного мужчины, и уже со слезами в голосе он продолжал:
– «Я ведь никогда ей не говорил, как люди-то выражаются – „люблю“, да всякое там такое… А тут захотелось прям рявкнуть на неё, да так, чтобы вёдра у неё из рук повыпадывали, обнять её, чтобы каждая косточка захрустела, и целовать, целовать… А я просто смотрел как дурак на неё, и ничего ей тогда не сказал».
Он продолжал вытирать большим кулаком свои горькие слёзы.
– А не стало её, – как будто и меня не стало… Детишек вот доращивать надо было, а иначе я бы…». Но немного погодя, когда слёзы высыхали, он принимался шутить: «Эх, Тонечка! Где мои тридцать то годочков?! Женился б я на тебе не глядя»!
Антонина смотрела на пожилого, очень крупного мужчину, и хмыкала себе под нос. Зимой и летом дядя Коля ходил в сапогах и темной фланелевой рубахе синего цвета, да в легкой демисезонной куртке, которая снималась только в самую жару. Ирине часто было некогда стричь отца, и делал он это, вероятно, сам – то ли из страха перед парикмахерской, то ли из сущей экономии. Волосы его торчали в разные стороны клочками, как у сказочного лесного героя. Голос его был под стать фигуре, – тихо разговаривать он не умел. Антонина не раз, идя по улице, слышала издалека громогласную ругань в адрес его любимых Жигулей, которые почему-то никогда не хотели то замыкаться, то открываться, то заводиться. Дядю Колю она могла и не видеть, но его голос узнавала всегда.
Сейчас, стоя у раковины и намывая посуду, она думала про дяди-Колин комплимент. «Я таких, как вы, раньше за версту обходила. Да просто боялась!» Она подумала о Диме. Вспомнила, как он робко и трепетно ухаживал за ней. Но он был настолько немногословный и стеснительный, что она была в растерянности, когда он сделал ей предложение.