Молодёжь в посёлке не удержать было и в лучшие времена – носы по ветру! Теперь же кто – в Тангар, к геологам, кто – ещё дальше: в краевой центр, в Берестовое. Знамо дело: молодость обычно проматывается в веселье и навеселе! Да и старшие, их родители, напуганы суровостью Шамана – подальше, подальше дитя от неугомонного волка: семерых взрослых мужиков искалечил. Шутка ли сказать: для работящих-то, прокусить им ладони! А ведь предупредил этот – кто в нём живёт, что с ладонями покончено и загрызёт того, кто не одумается, чтобы не разбойничать на озере и в тайге.
Мало что кедрачей в разбойники определил, так ещё и домашнюю животину обязал отпустить. Кто – отпустил, кто – спрятал. Только объявилась новая напасть: пламенный цветок в том дворе прорастал, а ночью сарай сгорал. Где животину спрятали. И впрямь чудны твои дела, Господи: сарай сгорал – скотинка живой оставалась, и невредимой. Тут же драпанула – не сыскать! И от самого цветка – ничего. Но его видели, и многие, и не раз. Пришла беда – отворяй ворота. …Каким же нужно быть воротам, чтобы за одно только лето шесть смертей в них запустить? И это ещё не всё: помимо литовки Агне пропала ведь и Кира Верещагина. Как в воду канула! Автомобиль «Волга», на котором депутатша краевого совета прикатила из Берестовое, нашли на выезде из посёлка, её саму – уже, давно, и не ищут.
Кедрачи с лета, нередко сбиваясь в кучи, с приходом зимы гарцевали толпами, где их собирала какая-либо небезынтересная новость. Причём интерес обозначился чётко и один для всех: как жить дальше?! Под волком!
Шаман – не отнять: красавец с виду! – тем не менее, волком рождён и – волчицей, а кедрачи плоть от плоти – люди с умом. И это тоже не давало им покоя. Зверь, а что безмозглый – вряд ли это так на самом деле. И не получается его передумать. Вот она-то, злость на себя, что плоть от плоти…, и бесила. Узнать почему даже прицельно выстрелить в него не удаётся – у кого узнаешь? И тайга молчит. И не горюет об отчаянных храбрецах – похоронили всех уважительно, земля им пухом, – ни скорбью ветров, ни тусклостью вод. Подкова жмётся к ней дальним берегом, а от причала убегает ещё затемно. Не предатели вроде, но и не друзья-соседи. Дожили: волк за главного, озеро и тайга – не про вашу честь!
******
Душа Станислаф не сразу-то и понял, что неожиданно прочувствовал себя земным человеком. Будто ему в лицо сама Подкова плеснула запахом комки, а бирюза в серебре шуршащего Азовского моря, разбежавшись на все стороны, помчалась холодной далью сибирского озера. Запах травы опоил да так, что он стал сбивать носками туфель снег впереди, даже поверив, что комка у него под ногами.