Большую часть собранного семья Мариэлей отдавала на продажу и только крохотную долю оставляла себе. Ведь заслуги и почести носили лишь статусный характер и позволяли лорду Торийскому вариться в том же самом, котле, вместе с остальной знатью Нарта. А вот золото в семейный бюджет приносила именно продажа табака. Ценившегося по всему королевству за невероятный благородный аромат и умеренную терпкость.
Попав за ворота поместья, они выехали на длинную уходящую дугой за самый горизонт просёлочную дорогу. Добираться до столицы им ещё предстояло около двух часов и Фуарин от нечего делать принялся и дальше разглядывать окружающую природу. Состоявшую в основном из цветущих холмов и редких кустарников с неизвестными ему ягодами. Иногда мальчик мог заменить пробегающего мимо зайца, коих в округе водилось неистребимое число. А порой мимо них мог проехать другой экипаж, в основном те, что ему встречались принадлежали небогатым людям, занимающиеся торговлей в столице, однако порой Фуарину на глаза попадались настоящие караваны. Дорого украшенные, загруженные под завязку все различными товарами, они в окружение многочисленных охранников следовали в красную гавань. Вот только в этот раз дорога пустовала и картина за окном не менялась на протяжении всего путешествия до самых крепостных стен столицы. За которыми виднелись шпили башни магистра, королевского дворца и храма священного огня.
За время, пребывания в пути небо заволокло серыми непроглядными тучами, воздух наполнился ароматами, что всегда преобладали в нём накануне будущего дождя. Где-то вдали за южными холмами пару раз сверкнула молния, а за ней по округе разнеслись раскаты грома, тем не менее пока с неба не сорвалось и капли.
Въехав на каменную мостовую ведущую к первым воротам в город, они поначалу поравнялись с огромной по меркам мальчика очередью человек из сорока, состоявшей в основном из погонщиков и их рабов коими частенько торговали на местных рынках. Карета замедлила ход и стала двигаться параллельно людям, хотя на них они были похожи в последнюю очередь. Среди невольников находились женщины и мужчины, высокие и маленькие, светлокожие и темнокожие, такие разные, однако кое-что всех их всё же объединяло. Болезненно худощавые, босые, закованные в цепи, одеты в лохмотья или в какое-то непонятное тряпьё, от которого ко всему ещё и дурно пахло. Фуарину от этого зрелища стало не по себе, желудок завязало узлом, и казалось, сейчас стошнит, отчего он зажал нос и отвернулся, и отец, заметив это, обратился к нему с порицанием: