– Отец – это Нолрт Ирийский, – отозвался юноша, возвращаясь на своё место.
– Вот же паскудство. Даже спустя столько лет, после совместной службы доставляет неудобства мне, – на такое грубое высказывание своего отца, Фуарин и бровью не повёл, посчитав его в какой-то степени слишком мягким. Он уже давно привык, если речь заходила о лорде Нолрта, то без каких-либо ругательств его отец ну никак не мог обойтись. Порой его брань оказывалась настолько сильной, что этому мог бы позавидовал любой матёрый сапожник.
Выдержав короткую паузу, Мариэль продолжил – Жду не дождусь, когда наступит тот светлый день и этот треклятый трус Нолрта сдохнет, хотя, наверное, и тогда от него будет не меньше проблем. – и он было хотел добавить ещё несколько проклятий, однако его прервал удар вожжей, карета двинулась с нарастающей мелодией постукивающих колёс об мостовую. Подъехав к стражникам и остановившись, лорд пододвинулся к окну и стал ждать, пока к нему подойдёт один из постовых. Послышались шаркающие шаги и позвякивание стали, перед ними возникло лицо молодого парня. На вид ему было не больше двадцати пяти, закованный в стальные доспехи с эмблемой золотого солнца, отпечатанного на кирасе. На поясе у него висел полуторный меч и по тому, как он болтался в ножнах можно было сделать вывод, что вход пускать клинок ему пока не доводилось. Стражник отсалютовал и с уважением в голосе обратился к лорду:
– Приветствую вас в столице лорд Мариэль. Будьте так любезны покажите свой пропуск, – отец без возражений закатал рукав рубашки на правой руке, тем самым оголив её до локтя и просунул в окно. Стражник беглым взглядом осмотрел изображённую на ней руническую татуировку, которую нанёс в своё время великий магистр. Знак говорил о принадлежности его к знатному роду, о подделывание, которой и речи не шло, так как причудливый узор защищала особая магия. Фуарин тоже с любопытством поглядывал на неё, заворожённый сокрытым в ней волшебством. Символы и фигуры меняли свой позиций и формы, постоянно находясь в движении, и кажется, практически никогда не занимали одни и те же места. Сам же лорд долго противился её нанесению, однако впоследствии всё-таки сдался, не став перечить воле короля. И теперь этот маленький чернильный рисунок являлся неотъемлемой частью его самого. Фуарину тоже полагалась, такая чуть ли не с момента рождения, по праву крови, но отец оказался против, обосновав своё решение, что пока мальчик не вступит в рыцари, он её не заслужил.