Сынка резко сел и стал поспешно одеваться. До назначенного времени было ещё больше часа и, раз уж Барсифа уже не оставят в покое, он планировал провести это время вне дома.
– Работка завтра будет грязной. Очень грязной, – повторял он под нос слова десятника. – Щенку понятно, что за работа.
Парень достал из комода потрёпанную рубаху, штаны. Немного подумав, разорвал какую-то старую кофту и смастерил себе на лицо повязку. Куртку с отметками хакана бережно свернул и положил на дно ящика. Надевать её нет никакого смысла, но мачеха может подумать, что он избегает службы и в наказание испортит вещь. А десятнику всё равно, из-за чего форма выглядит неподобающе – из-за халатности молодой шавки или немолодой истерички.
Мачеха зашла в кладовую, и Барсиф на цыпочках прошёл мимо кухни. Утренние разговоры с ней никогда не поднимали ему настроение, а сегодня и так будет из-за чего ходить хмурым. Она, конечно, догадается, что он в очередной раз улизнул от неё и захочет устроить неприятную беседу уже вечером. Но парень и его постарается избежать.
Ранним утром на Пыльной улице никого ещё не было. Никто никуда не спешил. Барсиф глубоко вздохнул и направился к казармам его хакана. Парень старался оттянуть момент первой за день встречи с человеком и поэтому брёл по маленьким улочкам и переулкам, прислушиваясь к пробуждающемуся городу. Когда он пришёл, то никого на месте не было. Не думая о том, как это будет выглядеть со стороны, шавка сел под дерево. Прислонился к стволу спиной, прикрыл глаза, позволяя себе на мгновение укутаться в зыбкий полусон.
Барсиф медленно сдавался. Веки становились всё тяжелее, а рубаха – теплее. Шелест листьев, какое-то стрекотание и звук собственного мерного дыхания начинали казаться убаюкивающей песней. Он убеждал себя, что в любой момент сможет открыть глаза, но провалился в дрёму.
На соседней улице завыла собака. На мгновение Барсифу показалось, что в её голосе был какой-то печальный и злобный тон. Но не успел он сам себя убедить в обратном, как где-то далеко забили в колокол. Его голос требовал от Сынки вспоминать, когда в последний раз он слышал подобный звук.
Барсиф был бы рад отказаться, но забыл, что спит.
***
Осада началась ночью. Когда Барсиф проснулся от жуткого колокольного звона, то вначале не поверил своим ушам. Он быстро, как учили, оделся, схватил сабли и побежал к казарме. На улицах творилась невесть что, но ему не было дела до маленьких трагедий.