Какая-то женщина потирает руки и для удобства переносит вес с одной ноги на другую.
– Эй, водитель! – кричит один мужчина. – Разуй глаза, посмотри, что она делает с твоим автобусом.
Он стучит по стеклу водительской кабины и в преувеличенном негодовании хватается руками за голову. Ты вместе со всеми смеешься, наблюдая этот спектакль.
– Просто езжай, мхани[7], езжай. С такими вечно проблемы! – визжит молодая женщина, замотанная в красно-зеленое одеяние Апостольской пасхальной секты. – Вечно проблемы, – повторяет она, проталкиваясь мимо всех к автобусу.
– Проблемы! Проблемы!
Толпа подхватывает мысль и изблевывает ее из своей утробы. Как облегчение от рвоты, когда наружу извергается то, что было заперто. Обретя нежданную свободу, толпа напирает вперед.
– Кто-нибудь, раздвиньте ей ноги, – говорит другой мужчина. – Сделайте это за нее, раз уж она сама не хочет.
Толпа подхватывает новую придумку. Ты швыряешь слова Гертруде и по всему рынку:
– Раздвиньте! Раздвиньте!
Из мусора в желобе мальчишка выхватывает початок кукурузы. Он летит по воздуху серпом и, когда чуть не попадает в голову Гертруды, прихватив несколько прядей ее стопроцентно бразильских кудряшек, у всех в животе распускается удовольствие.
Гертруда подается вперед и, опираясь ногами на ступеньки автобуса, не думая о длине юбки, карабкается вверх.
Все смеются, водитель автобуса усмехается.
– Что с тобой такое? С каких пор голым разрешается ездить в автобусе?
Рабочие неподалеку прохлаждаются у строительных лесов и, прилаживая на голове защитные каски, наблюдают. Их смех не несет ни угрозы, ни радости, ни ненависти, ни желания. Они фыркают так, что нутро их может выдать что угодно.
Одна глотка, состоящая из множества, издает вой предвкушения.
Гул разжигает желание водителя увидеть еще что-нибудь.
– Давай, давай! Моя машина хочет ехать! – кричит он Гертруде. – С приличными пассажирами! А как это возможно, если она набита голыми женщинами?
В тебе и в толпе клокочет напряжение. Над тобой висит твой смех. Наверху, там, где уже ничей, он трещит и сверкает зигзагами молний.
– Вот ведь! – не унимается водитель, рассматривая Гертруду. – Кто тебе сказал, что мой автобус спальня?
Теперь все громко обсуждают отверстия в женском теле твоей соседки. Перечисляют предметы, которые в них уже вставляли или следовало бы вставить, а также размеры аналогичных полостей, принадлежащих родственницам заложницы. Кто-то заявляет резким голосом, что она только переводит кровь, позоря борьбу за освобождение, которую ведут и в ходе которой погибают сыны человеческие.