Джованни Баттиста благосклонно дал своё согласие, вежливо поблагодарив за оказанную честь.
Тристан в присутствии главнокомандующего папской армией намеренно воздержался от ответа, однако по окончании совещания, покинув место встречи, поддался доводам своего покровителя в пользу того, чтобы отложив в сторону всякие недомолвки принять приглашение. Спускаясь по монументальной лестнице собора Святого Петра, монсеньор Орсини наказал ему:
«Завтра утром, часу в третьем12, я буду ждать тебя в моём личном кабинете, чтобы обстоятельно поговорить о результатах твоей миссии в Мантуе, но прежде поторопись послать Риарио подтверждение о том, что не преминёшь явиться к нему на ужин. Ты был бы вправе отклонить приглашение племянника Папы Римского, но никак не сына Его Святейшества!»
Сказав это, он не раздумывая вскочил в карету и исчез в лабиринте многолюдных городских улиц.
Молодой дипломат едва держался на ногах от усталости, а услышав последнее откровение и вовсе потерял дар речи. Свернул в первую попавшуюся на дороге харчевню и, наскоро перекусив, отправил Пьетро с двумя лошадьми найти себе ночлег на каком-нибудь постоялом дворе, а сам, пока солнце катилось за горизонт, направился домой пешком.
Но и дома его ожидал очередной сюрприз: неожиданности в тот день, казалось, и не думали заканчиваться…
Уже с улицы он приметил слабое мерцание свечи, осветившей на какое-то мгновение верхний этаж здания.
Схватившись за рукоять меча, Тристан осторожно поднялся наверх и вновь увидел такой же слабый свет, исходивший на этот раз из спальни… Вскоре его внимание привлекла более яркая вспышка и сияние третьей свечи…
«Кто здесь? – спросил он, снимая шпагу со щита, подвешенного на стене. «Немедленно выходи!» – и пинком ноги он распахнул уже слегка приоткрытую дверь комнаты.
Неожиданный взрыв дерзкого смеха разрядил обстановку, и перед его глазами вырисовались округлые очертания женского силуэта так хорошо ему знакомого… Это была Вероника.
«Расскажи мне, о мой герой, о твоих похождениях. Я так и сгораю от нетерпения услышать твой голос», – прошептала его верная наперсница и непревзойдённая любовница.
«Не больше, чем я жажду сжать тебя в моих объятьях, моя дорогая», – отозвался Тристан, кладя оружие на кресло, на котором уже удобно разместились кринолин и панталоны молодой блудницы, и, не обращая внимания на соскользнувшую с его плеч на пол ультрамариновую накидку, решительно шагнул ей навстречу.