Запчасть импровизации. Дополненное издание - страница 5

Шрифт
Интервал




Что такое любовь?

Что такое любовь? Ты падаешь вниз головой, закрыв глаза. По обнаженной коже струится ажур слов и бархат теплой темноты. Любые звуки превращаются в музыку, и ты настраиваешь метроном дыхания на такт сердца. Ладонями ты чувствуешь свет, ты осторожно касаешься изнанки души и она начинает петь. В этот момент долгое падение превращается в полет по кромке звездного неба. Ты замираешь, чтобы собрать губами эти звезды, но ласковая рука скользит по ключице, хватается за плечо, мягко толкает тебя спиной назад и ты… Ты летишь. В облаке танцующего снега, упираясь лопатками в невесомость… А с ее горького горячего тела медленно скользит в вечность шелк белья. И в дрожащем пространстве между желанием и тишиной, между вашими телами, ты лицом к лицу сталкиваешься с жизнью. Но что такое жизнь без любви?

Дитя тяжелых времен

Мы счастливые люди. У нас есть крыша над головой, на кухне еда, уютный свет монитора и доступ к интернету. Да, у каждого своя собственная боль, которую мы любим возвеличивать, доводя до ранга трагедии, но мы счастливые люди. И мы пишем стихи. Стишки-мотыльки, огромным числом облепившие стены храма сытой лиры, неуклюжие создания с толстым брюшком опостылевших идей и недоразвитыми крыльями нового вдохновения. Мы не сражаемся за каждый глоток воздуха, жизни, земли и неба, пересохшей от боли глоткой сглатывая ком крика, нет, мы пьем чай, курим возле окна и рассуждаем о смысле бытия, цинично взвешиваем природу любви, лениво ковыряем теряющими чуткость пальцами аспекты своих слабеньких эмоций-мух, по привычке считая их слонами. Потому что своя рубашка всегда ближе к телу. Нам скучно. Мы не поэты, мы прозаики. Поэзия – дитя тяжелых времен, дитя великих перемен, а не высосанной из пальца муки, поэзия дается через боль на каждом выдохе, поэзия убивает. Проза жизни – вот наш удел.

Потому что мы люди

Вечереет. Мир снаружи завернулся в сумерки, гоняет ветром по двору какие-то бумажки, мимо окна диковинным самолетом пролетел надутый воздухом пакет. Поздней осенью сумерки обезличивают город, делая его каким-то ватным, промозглым, иссине-серым и до неуютности холодным. Я сажусь на подоконник, закуриваю, ты залезаешь на стол и устраиваешься на нем, беспрерывно глядя мне в висок. Появляется чувство, словно твой взгляд рисует на нем круги сухим шершавым пальцем, раздражая кожу, заглушая мысли, отдаваясь мурашками в правом плече. Я ерзаю, пытаюсь спрятать голову, но ничего не получается, отчего я начинаю злиться. А ты все смотришь и смотришь, все настойчивее, уже почти грубо трешь пальцами взгляда мой висок.