Ворожители - страница 42
– Ну а что теперь? Щель, – резонно заметил Георгий, с самым невинным видом созерцая расколотую табличку. – Остынь, Васильевич, знаешь ведь: разбитое – к счастью! А тут тем более.
Олег Васильевич дико поглядел на говорившего и, кажется, поперхнулся словами.
– Проще, родной, проще. Смотри на вещи проще. Вон у тебя и с сердцем нелады уже, верно? – как ни в чём не бывало продолжал Георгий, кивая на флакон корвалола, темневший среди бумажного бедлама.
Владелец салона промолчал.
– Верно, – ответил сам себе обнаглевший этнограф, усаживаясь всё на тот же резной стул. – А коли верно, так и не рыпайся, брат мой расфуфыренный, потому – помочь я тебе намерен.
– Это в чём же?
– Да во всём же. У тебя за ребрами тянет, словно пустота вскрытая, будто пробой, да?
– Ну это уж хрен тебя знает, Игоревич, я такими эпитетами плеваться не обучен.
– Это не эпитет, это сравнение. Не суть. Ты отвечай, Васильевич, похоже или нет?
– Похоже… видимо…
– Ну и отлично. Значит, делай, что говорю, – условие одно: слушаться и не ржать!
– Да? – наново забеспокоился Олег Васильевич. – А ну как ты меня в какой-нибудь срам отрядишь да после в сеть зальёшь? С тебя-то станется!
– Очухайся, Крестовский! Ты что, артистка голая в пикантном обществе? Или депутат-разложенец? Давай не дури, Васильевич! Тем более ни раздеваться, ни на одной ноге скакать я тебе и не предлагаю. Садись вот напротив да повторяй за мной одну специальную мантру, как раз для сердца. Друг из Монголии научил. Говори: хн-н…
Через двадцать минут Георгий вышел на улицу, оставив хозяина лавки в крайнем изумлении: сердце внезапно прошло, сорвавшиеся покупатели принялись обрывать телефон, а вместо расколотой таблички был за бесценок обещан подлинный фарфоровый божок из личных запасов. Нетоварную плашку Георгий, разумеется, прихватил с собой.
Самым поразительным было не то, что заклятия бабы Агафьи исправно работали, а что простенькая конечная фраза, как и в давешний раз, бесповоротно воспоминания уничтожила. Крестовский искренне полагал, что не только не повторял колдунской тарабарщины, но и разговора об этом не велось. Аминь.
А вот дальнейшее рисовалось далеко не таким складным. Насчёт пропавшей соседки Долгова Крестовский ничего не ведал, да и любопытства по этому поводу не испытывал. Была, сплыла – и разговор весь; жалость вот экая…