– Большинство. Я, знаешь ли, по своей профессии должен многое знать и помнить.
– Вот только, кажется, теперь ты уже не сможешь преподавать, – издевательски протянула чужачка, явно надеясь побольнее задеть собеседника.
– Верно… – не сразу отозвался Аш.
Он неожиданно осознал все, что с ним произошло за этот долгий день. Теперь он остался без денег, без дома и каких-либо вещей. Сыны Залмара уже к утру объявят его в розыск как беглого преступника, и каждый житель Залмар-Афи с радостью за пару монет выдаст его стражникам или лично в руки двенадцатому ордену.
Ашарх замер на месте и нахмурился. Наверное, находясь под эффектом от всего происходившего на протяжении последних часов, он совершенно не думал о том, что его ждало в будущем. Но теперь, когда Сыны остались где-то далеко за спиной, можно было вспомнить и о собственном положении. Все страхи и ужасы вылезли из теней и набросились на профессора, погребая его под собой. Беспросветный мрак безнадежности подкосил Аша.
– Милостивый Залмар… Что же мне теперь делать?
Его свистящий шепот разнесся по всему коллектору.
Лантея неопределенно хмыкнула и тоже остановилась.
– Мы только сбежали, а ты уже сожалеешь обо всем, профессор? Ты всегда можешь вернуться. Уверена, они с радостью тебя встретят… Или же я могу с удовольствием окончить твои мучения.
– Проклятье! Я же теперь всего лишился.
– Как будто ты так много имел…
– Представь себе. Имел. Оплачиваемую работу, уважение в научном сообществе, жилой угол и даже сбережения на черный день! – со злостью ответил Аш.
– Ну, вот он, твой черный день.
Чужачка безразлично пожала плечами.
– Как так получилось, что из уважаемого профессора столичной академии я превратился в вонючую крысу, бегающую по канализации?
– Я тебе скажу как. Ты решил вырыть яму другому, и сам же в нее и упал, – любезно подсказала Лантея. – В любом случае, для тебя все выглядит не так критично, как для чужеземки, которую здесь каждая собака опознает в два счета, как выяснилось… Ну, поживешь полгода где-нибудь на краю Залмар-Афи. Потом о тебе все забудут, стража даже в лицо не узнает через год. Вот и все.
– Вот и все? Вот и все?! – крикнул профессор, неожиданно выйдя из себя, а в его глазах замелькали всполохи с трудом сдерживаемого гнева. – Да ты, девчонка, кажется, совсем ничего не понимаешь!