Мама не выдержала: «Иди еще раз туда сходи. Танька с тобой пойдет. Не могу смотреть на тебя! Это ж надо за такого козла так переживать! Он вон о тебе не сильно-то беспокоится»!
По густой темноте мы с сестрой добрели до дома. Свет горел в моих окнах, и на дверях уже не было замка. Интересно… Приоткрыв дверь, я увидела сидящего на корточках мужа, который жадно курил сигарету. Тут я уже не могла сдержаться:
– Где ты был?
– Здесь…
– Как здесь? Я приходила! Тебя не было! Зачем ты врешь?
– Я напугался, что ты будешь ругать меня, а, когда услышал, что подходишь к дому, спрятался за углом, выждал, когда уйдешь, а потом пришел сюда…
– Господи! Да как у тебя хватает наглости говорить мне об этом! Я с таким животом должна таскаться по ночной, холодной улице, когда у меня есть своя собственная квартира! Да как тебе не стыдно?! Чтоб завтра же тебя здесь не было! Зачем мне нужен такой муж?! Ты ничтожество! Ты никто! И звать тебя никак! А что ты устроил в моей квартире? Что за сабантуи тут проходили? Так ты ждешь свою беременную жену?! – держась за свой огромный живот, кричала я.
– Машенька, Машуня… Успокойся. Прости меня… Пожалуйста (он встал на колени и зарыдал). Я сейчас все приберу. Ты видишь – я уже затопил обе печи… Я все приберу. Будет тепло и чисто. Не надо. Разреши мне остаться. Милая, пожалуйста… Я виноват. Очень. Я исправлюсь, – умолял он меня, жалобно скуля.
– Сколько можно тебя прощать? Ты каждый раз говоришь, что исправишься! И каждый раз у тебя последний. Ты постоянно винишь себя в произошедшем, но никогда не изменишься. Вадик, пойми, отношение порождает отношение. Как ты ко мне относишься, так и я буду. Мне тяжело. Я езжу на сессию, денег мало, иногда приходится голодать… Вечные переезды, трудные экзамены… И еще ты со своими выкидонами! А ведь я беременна! Как ты можешь так себя вести?! Это не позволительно! Как ты можешь?! – начинали слезиться мои глаза.
Когда я кричу, он обычно молчит. Так было и в этот раз. Сначала он сидел с поникшим видом, а потом – просил прощения: говорил добрые слова, смотрел виноватыми глазами на меня и снова просил прощения.
Вдруг неожиданно взялся за приборку: помыл полы и посуду, вынес помойные вёдра и даже приготовил поесть… На часах было три утра. Я простила.
***
Несмотря на то, что я так поздно легла спать, проснулась в одиннадцать. Окинула взором комнату – на окнах был узор. Значит, на улице мороз…