– Да темно же, хоть глаз выколи! А коли случится дурное?!
– А ты меньше каркай, Пахом! Я дольше живу, и сама уж с конями управлюсь! Не смей мне перечить, холоп! – горделиво вытянув тощую шею, купчиха уселась на мягкие шубы, что Пахом успел подсунуть под тощий благородный зад перед тем как, склонившись, попятился. Высокий особняк ярко освещал дорогу, и горячая бравада кипела в крови, не давая и шансу тревожному страху.
– Пошла! – купчиха взмахнула вожжами, и белые рысаки рванули вперёд. Сидевшие в санях гости весело кричали, в хмельном угаре с завидной регулярностью бряцали бутылками, разливая шампанское и щедро расплёскивая друг на друга.
Шумный кортеж, миновав полгорода, не сбавляя скорости, мчался вперёд. Гремели тосты, звякали бокалы, визжали облитые игристым дамы, рассыпались в извинениях сконфуженные кавалеры, заверяя красавиц в самых благородных намерениях. Щёки Анны Филипповны раскраснелись, глаза слезились от укусов морозного ветра, трясущиеся руки едва держали жёсткие вожжи. Резво вывернув на Цыганский бугор, сани нещадно подпрыгнули, купчиха покачнулась, пальцы ослабли и разжались. Охнув, старуха принялась елозить в ногах, нащупывая грубые поводья. Сани круто повело на скользкой дороге, рысаки испуганно заржали, вскидываясь на бегу, выворачиваясь из упряжи. Пассажиры завопили, лихорадочно толкая друг друга и вываливаясь из скособоченной повозки. Анна Филипповна, выпучив глаза, истошно орала, изо всех сил хватаясь за устилающие облучок шубы.
Никто не заметил тоненькую девушку, застывшую в страхе на краю дороги. В огромных чёрных глазах плескалось безумие, бледные губы что-то быстро шептали, а в руках извивался в крике укутанный в хламье чернявый малыш.
Дубовые сани с орущей старухой, переваливаясь набок, неслись прямо на них. Онемевшие ноги не слушались, словно попав в паутину, девушка не могла двинуться с места, незримая сила сковала замёрзшее тело. Глядя в глаза своей смерти, в последний момент она всё же смогла побороть оцепенение и отбросить в сугроб драгоценную ношу. Выставив перед собой сверкающие браслетами смуглые руки, цыганка закричала:
«Убийца легко не умрёт, покоя нигде не найдёт, пока рука проклявшей в эту же ночь не прогонит с убийцы проклятие прочь!»
Заглушив последние слова, сани с грохотом смяли хрупкую фигурку, размозжили и протянули кровавыми ошмётками по белоснежной дороге туда, где слабо светился Цыганский бугор. Успевшая спрыгнуть купчиха, плюясь и отряхиваясь, оторопело взирала на влажную чёрную полосу и изломанное юное тело.