Погружаясь в его память все глубже, я начинал понимать, почему Маркова поместили в психиатрическую клинику. Уход жены сильно ударил по нему. Ему мерещились какие-то невероятные вещи. При этом мозг не имел ни малейшего понятия, что это все ложь. Марков воспринимал все как реальность. Я бы тоже воспринимал все как реальность, если бы не знал, что он шизофреник.
В 85-м с ним встретились агенты ЦРУ и потребовали передать им разработки последнего реактивного истребителя. Марков отправился к главному конструктору и все ему рассказал. Затем к нему в квартиру заявились агенты КГБ. Я так и не мог понять, что в этом правда, а что нет, пока ЦРУ не заявилось к нему прямо в рабочий кабинет, откуда он с криком выбежал.
Чем дальше я погружался в глубины его больного воображения, тем больше понимал, что люди с такой болезнью понятия не имеют, что больны. Конечно, это было известно и до этого. Об этом писали в книгах, журналах, защищали на эту тему диссертации. Но сейчас я мог видеть это лично. Река памяти старательно зачищалась больным мозгом, уничтожавшим все, что могло бы поставить под сомнение новое видение.
В 1987 году Маркова поместили в психиатрическую клинику. Его начальству и КГБ, вначале проверявших информацию о контакте Маркова с ЦРУ, стало понятно, что он страдает психическим расстройством. Для самого же Валентина Геннадьевича это выглядело как спецзадание. КГБ спрятало его, признав психом, а на самом деле дало ему поручение продолжать работы над новым истребителем.
Частично это помогло. Агентов ЦРУ Марков больше не видел. Дали эффект прописанные таблетки. Но агенты КГБ появлялись в его жизни еще несколько раз. На протяжении тех тридцати лет, что Марков провел в клинике, он продолжал работать, как ему казалось, по заданию КГБ. В его памяти, даже были сцены, где он передавал свои тетради с расчетами для истребителя сотрудникам этого государственного органа. Все это, конечно, было полная чушь. Никаких агентов не было. Тетради он действительно исписывал, но я полагал, что это были ничего не значащие цифры. Единственным человеком, не бросившим его в этот трудный период, была старшая сестра. Она приходила к нему каждую неделю на протяжении всех тридцати лет, приносила его любимый кефир и булочки.
Когда я вынырнул из его воспоминаний, ощущения были такие, словно по мне проехались паровым катком. Ноги держали плохо, голова пульсировала и казалось вот-вот взорвется. Я сел на стул. Пока воспоминания были еще свежи, я взял тетрадь и начал записывать. Через пару часов часть этих воспоминаний сотрется из моей памяти, как стираются сны, становясь лишь нечеткой картинкой из образов и общей сути. Поэтому я торопился.