Мне все еще больно, но это ничто по сравнению с тем, что меня ждет там, внизу. Я уже все понимаю. Мальчик отпускает меня, и я лечу вниз, приближаясь к этим тварям. Боли от падения я не чувствую, ее затмевает боль оторванных ног. Но как только я оказываюсь среди этих ужасных чудовищ, даже эта боль отступает на второй план. Десятки жвал кусают меня. Я чувствую, как их яд расползается по моему телу, парализуя и пожирая меня изнутри. Боль невероятная. Ничто в мире не может с ней сравниться. Теперь я знаю, почему боялся этих чудовищ. Знаю, но ничего не могу с этим сделать.
Последнее, что я помню из воспоминаний того несчастного кузнечика, как несколько муравьев тащат его к черному проходу. Он видел, что в этом проходе скрывается его бывшая нога и понимал, что это конец.
Больше я ничего не помню. Видимо, на этом воспоминания кузнечика оборвались вместе с его жизнью. На меня нахлынули чувства. В тот момент я еще не осознал увиденное, но думаю, я это почувствовал на подсознательном уровне.
Первым моим порывом было взять палку и расколошматить этот муравейник, стереть его с лица земли, чтобы вот такие вот кузнечики больше никогда не испытывали ужаса. Но я ничего не сделал. Уже позже, обдумывая увиденное, я понял, что даже тогда, в пятилетнем возрасте, я осознавал собственную вину. Я оторвал этому кузнечику ноги и бросил его в муравейник. Я заставил его испытать тот ужас перед смертью, а не муравьи. И именно поэтому я в тот день не разорил муравейник палкой. Умирая, муравьи испытали бы то же самое, что и кузнечик. А этого я для них не хотел.
Эрлик, владыка подземного мира, повелитель царства мертвых и мальчик по имени Эрлик, способный видеть глазами мертвецов. Многие скажут совпадение. Нет. Таких совпадений не бывает.
Многие считают меня странным. Соглашусь. Когда ты видишь то, что другие не могут, обычные вещи тебе кажутся странными. Дело в другом взгляде на мир. Можно попробовать с этим жить, а можно сойти с ума. Я выбрал первое и пока у меня это получается.
Помните, я говорил вам, что моя мама называла моего отца «очень нехорошим человеком», но я ей не верил. Этому есть причина.
Моя бабушка, мать моей мамы, умерла, когда мне было двенадцать. Я ее очень любил. Моя мама всегда пыталась держать меня под контролем, следила за тем, чтобы я делал уроки, вовремя ложился спать, чистил зубы и протирал ботинки перед выходом на улицу. Бабушка же говорила, что жесткое расписание убивает личность. Поэтому я любил ее и поездки к ней в деревню. Там не было этого строгого маминого регламента. Не нужно было мыть за собой посуду и учить английский в свободное время. Я мог загорать, гонять соседских кошек или играть в войнушку сам с собой. Маленькие дети легко находят себе занятие, если оставить их одних. Бабушка этому не препятствовала. Она поливала помидоры и огурцы, собирала яблоки, ухаживала за цветами, кормила скотину, в общем, занималась всем тем, чем занимаются бабушки в деревнях. А я занимался своими детскими делами. Встречались мы только за столом, чтобы пообедать или поиграть в карты.