В середине ноября дивизия получила задание: совместно с другими воинскими соединениями прорвать фронт и овладеть Волоколамском. Ночью после 60-ти километрового марша с ходу перешли в наступление. Танк Николая, попыхивая синеватым дымком, упрямо пополз вперёд. Завеса синего марева от идущих впереди машин всё чаще и чаще взрывалась огненными вспышками, на глазах превращавшимися в огненную стену, изрыгавшую всё новые и новые порции огня. Неожиданно из этой огненной стихии, взметая гусеницами фонтаны грязного снега, выползли вражеские танки. Вот уже отчётливо обозначилась их закамуфлированная и обожженная броня, вот уже они, стремительно приблизившись, развернули
в сторону атакующих башни с орудиями. Через несколько секунд стало понятно, что зияющее чернотой жерло одной из пушек смотрит прямо на танк Николая
и вот – вот выплюнет из своего чрева смертоносный заряд. «Неужели, это конец», – мелькнула судорожная мысль… И тут вражескую машину объяло огнём. Из люка горевшего танка тотчас бросились на землю пылающие фигуры, пытавшиеся сбить с себя огонь. Не успели. Сидевший рядом с водителем пулемётчик короткой очередью сразил всех… Какое – то сложное чувство овладело в этот момент Николаем: и невыносимая, до слёз, радость, и восторг,
и ненависть к врагу, и торжество…
Потом был ещё один вражеский танк, обездвиженный метким ударом стрелка, было несколько убитых фашистов, смятые вражеские позиции. А «тридцать четвёрка» Николая, как заговорённая, с каким – то ожесточением рвалась вперёд, пока не последовала команда остановиться.
На следующий день утром, после артподготовки, наступление было продолжено. Удалось продвинуться ещё на несколько километров вперед и даже овладеть несколькими населёнными пунктами, но конечная цель не была достигнута. Наступление захлебнулось. Дивизия в атаках на немецкие позиции понесла большие потери. Этот бой стал началом её конца: за два дня была потеряна большая часть танков, а для каждого третьего бойца бой стал последним.
И хотя экипаж Николая оказался в числе выживших
в этом огненном смерче, а его родная «тридцать четвёрка» была готова к новым боям, горечь потерь была нестерпимой. Пали смертью храбрых многие его полковые товарищи, с которыми ещё два дня назад вместе мечтали о победе. Сознание, не привыкшее к потерям, не могло смириться с этим, как и поверить в то, что из двухсот танков с поля боя вернулось немногим более пятидесяти…