– Ну, обманули, понимаешь, об-ма-ну-ли! – подруга с жалостью посмотрела на Зою Константиновну.
– Я не верю, этого ведь не может быть! С таким же не шутят, это же не по-человечески, – по щекам потекли слезы, – они же про деточку невинную…
– Может, еще как может! Вспомни МММ, Чумака, Кашпировского и других, сколько их сейчас развелось! – подруга возмущенно развела руки в стороны, – и это с тобой сделали нелюди! Для них нет ничего святого, они проглотят любого, кто попадется им на пути.
– Ты-то как, Марина? – Зоя упрекнула себя в невнимательности, ведь не виделись долго.
Подруга до сих пор трудилась на очень сложной и ответственной работе. Она была директором детского дома инвалидов. В середине 90-х эта сфера пришла в окончательный упадок. Кому в это время были нужны дети, да еще инвалиды? Государственное финансирование просто издевалось над потребностями, этих сложных во всех отношениях учреждений. Такие директора, как Марина Викторовна, крутились как белки в колесе, стараясь правдами и неправдами выкроить хоть какие-нибудь внебюджетные средства, для того чтобы залатать очередную финансовую дыру.
– Да также плохо, как и ты. Наверное, воровать пойду или на паперть, если возьмет кто! Мне скоро детей кормить нечем будет, про лечение вообще молчу. Персонал не удержать, денег нет. Молодежь вон на рынки сбегает, спекулянты недоделанные. А такие как мы старперы, за идею бьемся, прости господи!
На следующий день Зоя Константиновна слегла. У нее жутко болела голова, в глазах время от времени темнело, слегка подташнивало. К вечеру терпеть головную боль не осталось сил, и женщина набрала телефонный номер дочери.
Буквально через час в квартире больной было достаточно тесно: дочь, сын, внучки и бригада скорой помощи. Осмотрев больную, врач поставил предварительный диагноз – гипертонический криз. Отвезли в больницу, в которой она провалялась около месяца. Диагноз подтвердился, плюс возраст, сердце и лечение затянулось. Помогали родные и близкие, навещали. Иногда по очереди, бывало вместе. Приходили подруги, близкие и старые, давно забытые, с которыми не виделись уже несколько лет. И она поправилась, такое внимание нельзя было обманывать, хочешь, не хочешь, нужно было вставать на ноги.
Зоя Константиновна не стала рассказывать детям свою историю. Не хотелось. Не хотелось по многим причинам, потому что здесь было все: наивность и доверчивость, граничащие с обыкновенной глупостью, слепой эгоизм, оставивший наследников без уникальной драгоценности, стыд и слабость…