Ровно в 17–00 (время встречи) я был на месте. Никого не было. Я выждал 10 минут и позвонил, трубку не брали, рядом со мной проехала шестерка с группой кавказцев и две ментовские машины. Одна из ментовских машин остановилась около меня и простояла 15 минут. Стало смеркаться. Я решил пойти домой, но только я отошел на пятьдесят метров от места встречи, как мне позвонили, будто все это время зорко следили за мной.
В этот раз ангельским голоском говорила женщина-агент, и я не мог ей отказать. Я дождался агента и пошел смотреть жилье, хотя уже стемнело.
Да, это было шикарное жилье. Два этажа, камин, автономное отопление, дубовая лестница, бильярд, сауна, бассейн! Разве я мог отказаться от подписания договора?
Женщина привела меня в офис. Странное пугающее здание на отшибе Южного города. В офисе сидели юристы, похожие на уголовников. Дом они сдавали по доверенности, доверенность была на адисабебском языке, паспорт владельца на хинди, свидетельство о владении португальское.
Но сауна! Но камин! Но бассейн. Я подписал, а чего не подписать, если кинут, то на месяц, а тут сауна, бассейн, камин!
Потом мы шли с агентом по Южному городу, она была рада и взволнована, читала мне стихи адисабебского поэта, а я был мил и нежен с ней.
Арбат
В Южном городе есть свой Арбат. В любом Южном городе есть свой Арбат. Он пешеходный. 18–30. Все кафе, рестораны и таверны забиты чиновниками, студентами, отдыхающими и праздными бездельниками. Они пьют красное десертное вино, едят жареную ставриду, алуштинский инжир и ялтинские персики. Кое-кто рассматривает картины художников, кое-кто курит и сидит на скамейках. Звонят колокола ближайшего храма. И вдруг по пешеходному Арбату на приличной скорости несется грузовая газель. За рулем кавказец, в кузове рабочие в оранжевых спецовках.
Из динамиков, заглушая звон колоколов, несется: «Девочка моя, как я тебя люблю. Девочка моя, вернись ко мне».
Я сижу и пью кофе с молоком на улице Горького или Гоголя (я еще плохо разбираюсь в улицах Южного Города) возле музыкальной школы и слушаю, как ребенок играет Шопена. В темноте (точнее, под светом фонарей) Шопен звучит слишком бравурно для ночного города, но мальчик, надеюсь, что это мальчик, даже не знаю почему, очень старается. Напротив, через дорогу, драматический театр в виде корабля. Наверное, в таком театре на сцене бушует море и плывет корабль с алыми парусами. Специальные установки нагнетают воздух, паруса раздуваются, корабль на невидимых колесах скользит по сцене. На корме стоит Ди Каприо, заламывает руки и кричит: «Где же моя Ассоль?». Хотя странно представить Ди Каприо на сцене Городка. Хотя почему бы и нет. С Ди Каприо благодаря столичным зажиточным спонсорам подписан внушительный контракт, и вот он уже в роли Грея заламывает руки на корме бутафорского корабля и требует немедленной встречи с Ассоль, но Ассоли почему-то нет. Её ворчливая мать-старуха с утра сходила на центральный рынок и купила десять килограммов синеньких, и теперь Ассоль в огромных медных тазах весь день варит овощное рагу и закатывает на зиму в пол-литровые банки. Какой тут Ди Каприо.