– Ничего себе.
– Только никому не говори.
– Ты что к ядерной войне готовился?
– Ну а что, работа у меня теперь не морская, сидячая, с платами и схемами, придешь вечером, возьмешь лом и долбишь, думал погреб сделать, а потом майдан начался, за детей страшно, ну я пять лет и долбил.
Я осмотрел тусклую комнату. Под потолком зияло еле заметное оконце, похожее на бойницу, в углу стояли баклажки с пресной водой, громоздился ряд консервов, на стене висел автомат Калашникова, вверх уходила вентиляционная труба, в центре стояли диван и мангал.
Платон показал рукой на мангал и произнес:
– Бери-ка.
Мы взяли мангал и вынесли во двор.
– Баранину лучше брать у татар, ты знаешь, где сидят татары?
– Знаю, – сказал я, взял деньги и пошел на центральный рынок…
Любимая
Любимая, я помню, мы летели на Родос, и ты вместо завтрака в самолете купила лотерейный билет за 2 евро. Красивый статный грек-стюарт так близко наклонился к твоему лицу, показывая лотерейные билеты, что я заревновал.
– Зачем тебе лотерейка, – сказал я, – давай я лучше куплю тебе гамбургер за 10 евро.
Но ты отказалась. Ты предпочла мифический дом на берегу Эгейского моря за 2 евро вполне конкретному гамбургеру за 10 евро.
А потом уже в России я все хотел спросить тебя, как поживает лотерейка, может ты что-то выиграла, например, дом на берегу Эгейского моря, но все забывал. Может у тебя теперь есть и дом, и гамбургер, но ты просто скрываешь это от меня.
Эх дом на берегу Эгейского моря. Зачем тебе он, если теперь мы можем жить в Южном городе и каждые выходные бродить по берегу Черного моря. Разве тебе не нравится Черное море? Разве море имеет национальность и территориальные границы. Море было всегда, еще до людей. Еще до войны. Мы умрем, а оно будет шипеть и трепыхаться. Ах да, я забыл, санкции, санкции.
Вадим и Багратион
Сижу около ломбарда Капитал с барельефом Карла Маркса, пью кофе у Адама и жую шоколадный круасан. На крыльце ломбарда появляется двухметровый здоровенный бритый Вадик с щенком подмышкой. Он резко открывает скрипучую дверь, входит в ломбард и ставит щенка на стойку перед оценщиком. Так как дверь остается открытой, то мне хорошо слышен разговор двухметрового Вадика и оценщика.
– Это что? – брезгливо спрашивает оценщик и пытается согнать блохастого щенка со стойки.
– Это Багратион, – радостно сообщает Вадик.