Турки называли это «тактическим переселением», но, если называть вещи своими именами, это была самая настоящая депортация и холокост. В мире это событие известно как геноцид армян. Все началось еще после распада Османской империи, за которым и последовали атаки на армянский народ в Анатолии и по всей территории Турции.
Впрочем, в романе речь идет совсем не об этих драматических фактах истории. Автор, Артур Алексанян, переносит воспоминания своей матери в другое время, а точнее, в 1922-й год, отмеченный другой кровавой резней. Проиграв войну (Первую мировую), Османская империя лишилась большого количества своей территории.
Кроме того, ее оккупировали французы, итальянцы, греки – последние заняли Смирну, где уже давно образовалась целая греческая колония. Греческая оккупация Западной Анатолии была кровавой, как и последовавшая за ней греко-турецкая война, кульминацией которой стал пожар в Смирне в сентябре 1922 года.
Контрнаступление Турции очень быстро приобрело форму этнической зачистки. Оно было направлено как против греков, так и против армян – народа, исповедовавшего христианство, причем как православное, так и католическое.
Возвращаясь к книге, стоит подчеркнуть, что даже в рассказе о самых печальных воспоминаниях нет ни капли ненависти. Только меланхолия, которая отчетливо слышится в голосах каждого из сменяющих друг друга повествователей: турецкого офицера, который спасает хозяйку захваченного им дома; двух женщин, сбежавших из Бандырмы – матери и бабушки ребенка, которого ветры Армении унесут далеко от его земли.
Эти ветры дуют в обратную сторону, потому что весь мир движется в обратную сторону, и в порту больше не безопасно. Вот так, меняя голоса, и рассказывается эта история семейной диаспоры, которая попадает в Венецию – гостеприимный город с большой армянской общиной.
Превосходное послесловие Эмануэлиты Веккио безупречно и детально обрисовывает самую суть романа: необходимость. Необходимость его написать, чтобы вернуть себе все воспоминания, а вместе с ними – свою национальную идентичность, найти свое собственное «я» в этом бегстве, закрепить это живыми образами, найденными где-то в глубинах памяти, закрепить все это путешествиями, которые, казалось, были предопределены самой судьбой. И в конце концов, отказаться принять все просто так, как есть, чтобы обрести совершенно иное и новое внутреннее спокойствие.