Играя во дворе, я видела, как дьяконовы дети плющили свои носы и ладошки на стёклах веранды и с интересом следили за носящейся мимо их окон детской стайкой. Только став взрослой, я узнала, насколько тяжела и опасна была жизнь этих внешне неприметных людей. После установления в Астраханской губернии власти большевиков духовенство подверглось особенно жестоким расправам со стороны властей и ЧК. Служителей культа расстреливали без суда, как врагов революции. В 1919 году вместе с епископом был расстрелян идущий вокруг собора пасхальный крестный ход.
Шли двадцатые годы, в Верхнем и Среднем Поволжье население выкашивал голод, и у властей тогда ещё не доходили руки до «социально чуждых» граждан. Позже, в середине тридцатых, о них ещё вспомнят. Наш домохозяин, бывший дьякон кафедрального собора, старался никак себя не обнаруживать. Чудом избежав расправы во время смены власти, он теперь тихо жил со своим семейством в самой небольшой части своего прежнего дома, выходя только по необходимости.
Двор, расположенный вдоль внутренней стороны дома, состоял из двух половин, на каждую из которых выходило своё дворовое крыльцо и застеклённая терраса.
В самом конце длинного двора напротив всегда распахнутых массивных ворот стояло каменное строение красильни, бывшее когда-то каретным сараем. Красильней владел процветающий в то время меховщик и шапочный мастер, татарин по имени Гаря́й.
Когда Гаряй, отец моих приятелей Сугу́та и Раузы́, появлялся в дверях бывшей каретной, вся наша детская стайка собиралась вокруг, ожидая привычной игры. Вся фигура красильщика была припорошена чернотой, особенно узловатые руки, где в складках кожи чёрный цвет приобретал сине-металлический оттенок. Гаряй поднимал чёрные клешни рук и делал вид, что идёт ловить нас.
Это была обычная наша игра. Мы прекрасно знали, что Гаряй добрый, и всё же внутри всё обмирало от страха, и мы с визгом, налетая друг на друга, неслись от этих чёрных рук в дальний конец двора.
Дом, где жила семья красильщика, тоже выходил в наш двор. Отсюда начиналась татарская сторона, и все дома до самого татарского базара уже были отгорожены высокими сплошными заборами с низкими калитками в воротах. Словно отмечая эту границу зримо, под уклон от красильни, по пыльной земле текла, извиваясь блестящими змейками, вылитая из чанов отработанная краска.