Проведя по лицу ладонью, я смахнул с себя непосильную тяжесть собственных дум и осмотрелся по сторонам. Советская. Улица моего детства. В вечерней дымке она выглядела как-то по-особому, с неприсущей лишь ей ноткой спокойной красоты. А может я просто давно здесь не был и мне всё это померещилось. Деревянные дома стояли друг напротив друга по обе стороны разъезженной дороги вот уже многие десятилетия, наблюдая за жизнью своих обитателей. Я стоял напротив дома, в котором вырос и не решался войти, а он безмолвно смотрел на меня, словно оценивая, большой, деревянный, выкрашенный в жёлто-зелёный цвет, с кирпичной пристройкой. Возле забора рос огромный куст черноплодной рябины, какой же вкусный компот варила из этих ягод бабушка. Нащупав в кармане приготовленную ещё в поезде связку ключей, я подошёл к деревянной калитке и, подобрав нужный, вставил его в скважину навесного замка и легонько повернул.
– А ну-ка, чего это тебе там надобно?
Я обернулся. От соседнего палисада на меня с грозным видом шагал седовласый пожилой мужчина. Подойдя ближе, он прищурился и долго осматривал меня.
– Игнат, ты что ли? Сомов?
– Здравствуй, Прохор Митрич, – я положил замок на срез столба и сделал шаг к мужчине.
– Ну, здравствуй, здравствуй, – он подошёл ко мне и двумя руками крепко сжал мою ладонь. – Ты к нам погостить, аль насовсем?
– Насовсем, Прохор Митрич.
– А, ну давай тогда присядем, – мужчина подошёл к забору и уселся на старую лавку, которую, наверное, сам же когда то и делал. – Садись, Игнатка. – Он положил мне на плечо мозолистую ладонь и с лёгкой улыбкой заглянул в лицо.
Прохор Кудинов был старожилом этих мест. Одним из первых он поставил дом на этой улице, и до сих пор проживал в нём со своей супругой. Большую часть своей жизни он трудился на старой лесопилке, которой уже давно не существовало, а сейчас находился на заслуженном отдыхе. Сколько я себя помню, он всегда был рядом, помогая бабушке. Наши дома стояли бок обок.
– Рассказывай, как она жизнь-то в большом городе?
– Да здесь, поди, лучше, – я невольно перешёл на местный диалект, от которого как думал, избавился навсегда.
– Оно-то, конечно так, – хитро щурясь, произнёс пенсионер. – А чего тогда уезжал?
– Прохор Митрич, – я глубоко вздохнул и уставился под ноги.
– Ну да ладно, – сосед по-отцовски потрепал мои волосы, явно догадываясь, что в моей жизни произошло что-то не совсем хорошее, раз я променял яркие огни столицы на тускло мерцающие фонари Мележа. – Зато теперь-то мы заживём, я вон баньку новую поставил. Попарится-то, придёшь?