Они недолго пререкались; его китайские узкие глаза горячим взглядом следили за нами.
– Ах, проклятье на мою голову! Провалились б такие гости к… А кто привёл вас в дом? Кто привёл? Я вышвырну за порог нарушителя сейчас же!
Но никто не ответил; в этом не было необходимости. Старик, бранясь, присел за дальний угол крытого стола, так и забыв получить ответ.
Моя первая мысль о нем была быстра и абстрактна. Старик с ирландским акцентом – в прошлом иссякший дикий пожар; джентльмен, сравниваемый с танцующими тенями на стенах глубокой ночью; на его лохматых жёстких седых волосах, что рассыпались неровными прядями, можно прочесть тонкий почерк из следов вещей, о которых не принято говорить вслух. Одним словом – мистер Уилсон, вдовец, мастерски превращающий жизнь в одну единую драму.
А я с наивной радостью и деловитой спешкой посматривал на клубничные розы в вазе. Я и не догадывался, что «драматический злодей» моей истории скрывался тогда за глазами, обременёнными морщинами. Мне шёл лишь 21 год – и тот факт был важен, что я был глуп и недалёк, и что идеи и верования тех времён сейчас уж мне кажутся вымороченными. Мистер Уилсон оказался той личностью, которая обратиться в кроваво-красную искру в камине моей молодой жизни.
И сейчас, сквозь года я помню, как я взял на себя обязанность заговорить первым; я поинтересовался, все ли обитатели имения спустились в нашу мужскую компанию, и мистер Уилсон проворчал что-то о своём осиротевшем племяннике.
– Зуманн! Ну, вы уже сунули голову в святую петлю замужества? – спросил старик дурным тоном.
Хозяин дома профессионально орудовал столовыми приборами: ножом и вилкой. Колко отрезав кусок вареного клубня картофеля, он искусно отправлял его в рот, а затем по-ирландски, особенно, звонко выговаривал «р» при разговоре. Вдовец древней английской выдержки! Воплощение самых мерзких черт английской отшельнической буржуазии!
Зуманн ответил на заданный вопрос:
– Давно уж сунул, пару лет назад. Ещё когда мне было 20, как и мистеру Барннетту. Однако я женат только на бумаге. В реальности я не видел её и дочь 3 года. – В легкой драме, первоклассно думал Зуманн, а я сопоставлял частности, желая восстановить целиком образ.
Я взглянул на приятеля, наслаждающегося здешней едой.
– 20 лет… звучит божественно. И чем же вы занимаетесь в свои 20, мистер Барннетт? Вы похожи на миссионера.