В те поры детей мещанского сословия, к которому по анкетам (родители были служащими «из мещан») и по сути принадлежал я, возили на дачу, чтобы они «поправлялись». Любящая бабушка могла, например, снять сливки с двух литров цельного молока и бухнуть в манную кашу ребенка. Дети наращивали щечки и наливались соком. Я же после уговоров иногда съедал ягодку черники, а вторую не брал и не поправлялся. Что-то я, конечно, ел, так как рос и не хирел.
Сходные с моими были привычки у моего троюродного брата. Его бабушка танцевала перед ним и зажигала спички. Иногда главный зритель в изумлении открывал рот и туда спешно просовывалась ложка. А потом наступила война, и наши (мои и дальнего кузена) скромные потребности обернулись благом. А еще позже, после войны, в тарелку клали такое варево (особенно памятны мне псевдозеленые щи, именовавшиеся хряпой), что даже голод не мог заставить его есть.
О двух черничинках и танцах перед моим кузеном я, разумеется, знаю из семейного фольклора. Зато однажды на даче я видел пухленькую девочку на руках у обширнейшей бабушки, державшей какую-то еду. Девчушка со всей силы била бабушку по лицу, то есть отбивалась от пищи в буквальном смысле слова. Но, видимо, однажды она совершила промах и без сопротивления съела сырник, а может быть, и два. И на следующей неделе бабушка гонялась за внучкой по двору с тарелкой и кричала: «Это же сырники, это же сырники!» Будь сдержан в похвалах.
Мне ли этого не знать? Никина мама варила замечательное варенье, сама его почти не ела, но идущий от предков обычай заготавливать всяческие консервы впрок доставлял ей радость. Никто вокруг нее не был сластеной: ни дочь, которая любой еде предпочитала селедку и соленые огурцы (а меня она отучила пить чай с сахаром), ни муж, ни впоследствии я. Но все новое и новое варенье заполняло полки каждую осень. Ее скромная квартира стала напоминать улицу из сказки братьев Гримм, в которой каша залила весь город, потому что никто не знал, как остановить волшебный горшочек. Я разочаровал ее, оказавшись сверхумеренным потребителем необъятных запасов, но в какой-то день она принесла вкуснейшее абрикосовое варенье. Я искренне похвалил его, чем вызвал реакцию: «Горшочек, вари!» Конечно, теща не бегала за мной по коридору, но каждую неделю я получал в подарок новую банку. На мои уверенья, что с подобными излишествами не справились бы и старосветские помещики, следовал неизменный ответ: «Но ты же любишь абрикосовое варенье!»