Спрыгнув с парня и кинув голодный взгляд на мужской стояк, который парень быстро прикрыл лежавшим на кровати одеялом, Ламия победоносно улыбнулась. «Он хочет меня, а значит, это может потерпеть до вечера, и уж тогда…» – девушка залилась красками от мыслей, что именно она будет делать с ним этой ночью. Ведь наконец-то спустя долгие два года эта неприступная крепость с именем «Жак» теперь будет под ней.
– Этой ночью мы продолжим наш разговор и я надеюсь, что ты сможешь убедить меня в том, что полностью здоров и готов к выходу в свет, мой милый мальчик, – напоследок облизнувшись и состроив самую милую улыбку, женщина покинула комнату.
Стражницы, ожидавшие свою госпожу, увидев, в каком она состоянии, вмиг побледнели, припав на колени и опустив взгляд. Искаженное предвкушением и магией лицо теряло последние остатки человечности. Когда-то серые глаза светились яркими желтыми огнями, зубы на хищной улыбке деформировались, принимая форму звериных клыков. Ламия пыталась что-то сказать, но челюсть не слушалась, сведенная в животном инстинкте. Чтобы окончательно не слететь с катушек, женщина вонзила дрожащими руками кинжал себе в ногу, дабы боль вернула ясность рассудку.
– Сегодня принц проведет ночь в моих покоях, – она хотела добавить ещё угроз и предупреждений, но магическая «завеса умиротворения» и «легкого исцеления», что накинула на хозяйку паж, быстро охладили Императрицу.
– Ваша воля нашими руками! – ответила прислуга, стоя на коленях и колотясь в приступе страха.
Олег прибывал в легком шоке. Не то, чтобы его смущал такой напор со стороны женщины, хотя это и было немного странно. Грубо было бы отказываться, ребячиться или сопротивляться, ведь Ламия действительно, судя по всему, любит его и заботится – все-таки, он её будущий муж. Девушка лет тридцати была весьма не дурна собой, высокая, под броней не видно, но как ему казалось вполне стройная. «Почему бы и нет» – усмехнулся мужчина, ведь это он мог принять. Но то, что ему предстояло стать Императором, было чересчур дико и неожиданно. Он был колхозником до мозга костей, и лишь после смерти жены во время родов ему пришлось переехать в гребаный город. «Быть может, судьба сжалилась надо мной за все то, что было со мной в прошлом?» – размышлял он, вспоминая свою дочурку в момент, когда по щеке катилась скупая мужская слеза.