Среди земли. 100 избранных стихотворений - страница 4

Шрифт
Интервал
и туземцы, мёртвые спросонок,
низачем спускаются к реке.

4

И фаланги пальцев, что привыкли,
и дожди, умеющие всё,
голоса: обрушен ли, увит ли
лентами, как это колесо.
Ты меня люби, а я не буду,
погляди глаза, как пустоту
временем пролитого сосуда,
вобрази мне снег в горячем рту,
и по снегу пусть идёт разведка,
предварив победные полки,
и, в груди распахивая клетку,
обрывает тяжкие замки.

«В деревне ночью, верно…»

В деревне ночью, верно,
все спят, а ты не спи,
как аспид и царевна,
не вставшие с перин.
И воет передатчик,
ощерясь на волну,
и руку тень обрящет,
куда ни протяну.
Найдётся и запястье
впитать змеиный яд,
чтоб долгое несчастье
за царской дочкой вслед
неслось и настигало,
и ах! не ближний свет
в два зябнущих оскала,
а краше в мире нет.
В конфорке шевелится
вполсилы отчий край,
и меж двоих двоится
угрюмый тусклый вой.
Но кто они, изыди,
когда в холодный ляд
бросает ночь их гниду
и отражённый взгляд?
Всего же вероятней,
что на двоих делим
не ствол перины мятной,
а день – и страх за ним.

«Фонтанчики в саду, что твоя бессонница…»

Фонтанчики в саду, что твоя бессонница,
откуда столько слёз? и в траву не верится,
по лунным кратерам пробежала конница,
«ах, если бы только знать!» – ахнуло деревце.
А тот будильник, что стыл под рукой таинственно,
в самое сердце звенит, и́з дому просится,
в самую лютую ночь по верхам безлиственным
с чёрным пропеллером нехорошо так носится.
Кто, гуляя по травке с собачкой ротвейлером,
кто, старушку живую переводя через улицу,
увидит его, вздохнув, как овца над клевером,
тот вовек не умрёт и сирым полюбится.

Nothingale

И собачка и кошка говорят: уйди,
воздух в осадок хлопьями на земли,
стволы тополей и осиновый кол в пыли,
и счастье ходить копытами по грибы.
И чашка, и мышка, и сам паровоз-государь,
вези меня и тебя в золотой сарай,
откуда глазеет баба в своём лице
и тварь неживая себя же снесла в яйце,
а в небе небесном звёздочка чинит рай.
Нога, ступая по мёртвым хлопьям дышать,
пока другие обдумывают предмет,
ища себе тело, чтоб на лету держать,
что белый свет как твоя молодая стать
в японской яме, откуда прими привет
с сиротской ёлкой и бабочкой во цвету.
Самокрылатый ястреб, летя в нетя,
тебя, дитя, утешает размахом тоски,
утопленник машет собой из щедрот реки,
с тобою как с омулем из головы шутя,
с тобой, о которой врут, что даёт на бис.
Всё, что ты видишь, видит тебя вдвойне.
Следующая страница