– Ну, что Стриж Петр Степанович, в Сибири нет крестьянской семьи, не хлебнувшей лиха от большевиков при коллективизации, так вся ваша братия говорит. Или ты сам из активистов колхозных? – подмигнул белобрысый, – что скажешь?
– Да обошлось, вроде бы, мы с отцом середняками числились, – достаточно уверенно, ответил Петр, а в памяти его промелькнула сцена прощания, на веки вечные, с дядькой Егором, и всем его семейством, – так что, нет, не пострадали, – повторил он.
– Не понимаешь ты ни хрена, солдатик. Каюк большевичкам пришел, а ты плетешь, несуразицу, – «просвещал пленного, удачно устроившийся, давно, и правильно все понявший, соотечественник». – Ну, смотри, тебе жить. Пиши Василий, как хочет товарищ, – не пострадал. Так? – вновь уставился он на Петра.
– Так, – нехотя, выдавил из себя Петр, ощущая, надвигающуюся тревогу, из-за слишком смелого ответа, как ему показалось. Но он, тут же погнал прочь, это самое ощущение. Но, тревога вперемешку со стыдом, эта липучая смесь, осталась, а допрос продолжался.
– А, что, может быть, ты еще и добровольцем на войну записался? – съехидничал Василий, – с такого бравого вояки, станется.
– Нет, был призван, по повестке военкомата, как и большинство.
– Понятно, – лениво, протянул белобрысый, уперев нетрезвый взгляд в потрепанную обувь арестанта. При каких обстоятельствах сдался в плен немецким войскам? – продолжал он, подкрепляя свой вопрос, соответствующим выражением глаз.
– Ты, что, сволочь, полковой комиссар? – напрашивался, встречный вопрос. – Это комиссаров да чекистов должно интересовать; как, я, красноармеец, к врагу в плен угодил. А тебе, шестерке германской, на кой черт, это все нужно, чтобы в дерьмо меня окунуть? Так ты сам, в нем по уши барахтаешься, тварь продажная, – все больше и больше распаляясь, думал Петр.
– Ну, так как, в плен-то сдался, – ехидно прервал, нелегкие размышления, очень мерзкий голос главного допрашивающего.
– Да не сдавался я, а был взят в беспомощном состоянии и без оружия, – выпалил Петр, так четко, как если бы его на самом деле, сейчас допрашивал, к примеру, батальонный политрук.
– Смотри, Василий, какой правильный воин к нам заглянул, – констатировал факт немецкий подручный. – Не хочет, наверное, признавать, крах Красной армии, не верит в полную победу Германии. Думает, – не признаю нового порядка, не буду служить ему, вот какой я герой. Так, что ли? Да, вот черта лысого, будешь, как миленький. Конечно, будешь, даже не сомневайся, либо со стволом, либо под стволом, как раб на плантации, вместо лошади пахать, это в лучшем случае, если Бауэру, какому-нибудь понадобишься. Ну, а уж если совсем герой, то, как говорится, герой с дырой. Тут мы не возражаем. Ну, что, где у нас эта категория, «несгибаемых», в четвертом секторе. Пусть Чирок на беззубость и заразу глянет, да отведет к другим туристам. С виду, вроде бы, без каких-нибудь особых серьезных болячек.