Четвертый сектор ничем особенным не отличался, на первый, взгляд от всех остальных. Та же колючая проволока вокруг, та же изрытая норами земля, и одно единственное сооружение на всей территории, деревянный, просвечивающийся насквозь сортир. Петр понимал, что вся разница кроется только в том, кто помещен в эти разные сектора. Про себя и своих соседей, он все понимал, объяснили при «теплой» встречи. Значит, есть сектор, в который помещены какие-то «сгибаемые», это понятно. Но есть еще, как минимум, две категории этих самых секторов. Почему лагерь был разделен на сектора, становилось понятным, если слегка присмотреться к его планировке. Вся территория объекта огорожена двумя рядами колючей проволоки, включая и административно хозяйственные постройки, и канцелярию. Эта площадь, примерно в десять соток, отделена от арестантской зоны дугой, чуть ли ни правильной формы по окружности, из колючки. На пару с внешней дугой, параллельной первой, они образовывали коридор, из которого, через охраняемые ворота, можно было попасть; за территорию лагеря, в администрацию, и в арестантские сектора. Сектора, в дополнение ко всему, к тому же были разделены меж собой, все той же, замысловато заплетенной в несколько рядов колючей проволокой.
– Не поскупился немец на забор, целый город из улиц и переулков, для нас выстроил, – размышлял Петр, бредя по территории своего нового, возможно не очень долгого, кто ж его знает, места пребывания, стремясь отыскать закуток, где можно было хоть к чему-нибудь прислониться. Он надеялся, либо встретить знакомого, либо, что кто-то пригласит его в компанию. Но этого не происходило, и он, со щемящей душу грустью, подумал, – нет тебя Коля, отмучился, брат. Прости, меня. В отчаянии, присел прямо на землю, опустив ноги в небольшое углубление. Неподалеку, метрах в десяти, кто-то, весьма выразительно, что-то рассказывал, а скорее всего, читал какой-то текст. Он прислушался. Получалось так, что пленные читают, ни что иное, а какую-то, знакомую ему, из прошлой жизни, советскую газету.
– По сообщениям из города Ленина, – читал зычным голосом, человек, явно привычный это делать, – рабочие заводов «Большевик», «Электросила» имени Кирова, решили отчислять в фонд обороны, однодневный заработок, ежемесячно. Почин ленинградцев, с большим воодушевлением поддержали все рабочие московского завода «Динамо» и некоторых других предприятий.