– Желаю тебе в этом деле удачи, Кориалстраз, – устало, смиренно проговорил он. – Искренне, от всего сердца. Я… мы просто не верим в возможность возврата к прошлому. Те времена миновали, а с ними отжили свое и мы.
– Выходит, ты свой выбор сделал.
С этим оба едва не расстались, но вдруг Крас снова окликнул собеседника:
– Постой! Об одном попрошу, прежде чем ты вернешься к своим.
– О чем же?
Силуэт мага словно бы потемнел, из уст его вырвалось шипение.
– Именем этим меня больше не называй. Никогда. Не нужно произносить его вслух. Даже здесь.
– Но ведь здесь никому не…
– Даже здесь.
Некая новая нотка в голосе Краса заставила его собеседника кивнуть, после чего он поспешил удалиться – сделал шаг и исчез без следа.
Долго волшебник, не сводя глаз с того места, где он стоял, раздумывал над состоявшимся разговором. Если бы только они вняли голосу разума! Вместе – надежда есть. Порознь же они ни на что не способны… а врагу это на руку.
– Глупцы, – негромко пробормотал Крас. – Какая же безграничная глупость…
Паладины препроводили их в ту самую крепость, в то самое безымянное поселение, о котором и говорила Вериса. На Ронина оно не произвело ни малейшего впечатления. Высокая каменная стена, а за нею – предельно практичные, ничем не украшенные постройки, где в относительной скромности проживали святые рыцари, их оруженосцы, да горстка простолюдинов. Повсюду вокруг реяли знамена рыцарского братства бок о бок с флагами Лордеронского Альянса, коему Рыцари Серебряной Длани хранили верность непоколебимо. Если б не горожане, Ронин счел бы поселение чисто военным: всеми делами в нем явно заправлял святой орден.
С эльфийкой паладины держались исключительно любезно, а кое-кто из рыцарей помоложе, стоило Верисе заговорить с ними, даже тщился проявить обаяние, однако с волшебником все они разговаривали не более необходимого – даже вопрос, далеко ли отсюда до Хасика, оставили без ответа. Так ничего маг и не выяснил бы, не спроси ради него о том же Вериса… Разумеется, несмотря на первые впечатления, пленным никто из них не считался, хотя Ронин, определенно, чувствовал себя среди паладинов изгоем. Минимальную вежливость в его отношении проявляли лишь потому, что того требовала данная королю Теренасу клятва, а в остальном сторонились волшебника, точно парии.