– Зачем?
– Мы будем обсуждать твои стихи. Анализировать их с литературной точки зрения.
Не будучи глупой, я прекрасно понимала скрытый в ее словах смысл. Защищаясь, мне хотелось заявить мисс Политано, что это не ее дело, и посоветовать быть учителем английского, а не кабинетным психологом.
Только вот разбитые осколки внутри меня едва слышно молили о помощи и тянулись к тому, что она предлагала. Я сама себе казалась Чарли Брауном [9], который уже рядом с мячом, готов пнуть его, думая: «Вот оно! Наконец-то!» А та сучка, Люси, постоянно его отбрасывает. Можно предположить, что после стольких провалов Чарли поумнеет, но нет. И этим я походила на него. В первой попавшейся протянутой мне руке видела возможность и стремилась к ней всем сердцем. Мне хотелось бежать к ней со всех ног. Пульс учащался, а надежда буквально душила. Очевидно, в глубине души я нуждалась в помощи.
Однако мы с Джерри слишком часто и быстро переезжали. Он отбирал у меня всякую возможность на спасение, и я оставалась лежать в нокауте. Ветер сбивал меня с ног, и мне приходилось подниматься и начинать все сначала.
Но уже слишком поздно, чтобы начинать эти игры с мисс Политано. Время почти вышло.
– Если вы действительно хотите мне помочь, то позвольте закончить школу. Я напишу любовное послание, но на этом все. Я просто… устала.
Раздался звонок, означающий конец перерыва. Я встала и закинула сумку на плечи. Учительница собрала мои стихи в папку и протянула ее мне, глядя на меня мягко, но разочарованно. Немного даже встревоженно.
– Мне не терпится посмотреть на результат.
– Мне тоже.
Что-то в этом было. Для меня сочинять любовное послание в стихах или прозе – все равно что взбираться на темный пыльный чердак, в царство паутины и грязи. Тесное, забытое и давно нетронутое помещение. Серое и никому не нужное.
В обеденный перерыв я сидела за столом вместе с коллективом Mo Vay Goo, но не ела и не участвовала в беседе. Краем глаза я осматривала столовую, пока мой взгляд не наткнулся на Эвана Сэлинджера. Он расположился на своем привычном месте – на скамейке у кирпичной стены. Над ним находилось окно, и свет оттуда давал ему возможность читать. Эван уткнулся носом в книгу, поглощая сэндвич из пакета.
Сейчас, в солнечных лучах, он был прекрасен. Когда Эван наклонился к коленям, волосы упали на его лицо, и я завороженно наблюдала за тем, как он рассеянно их убирает. Меня в очередной раз поразило, что он является местным фриком.